— Агни? — наклонился совсем близко к моему лицу Гвоздь, словно с более близкого расстояния во мне что-то могло измениться. — Это ты?

— Так как насчет кофе? — упиваясь его растерянностью, поинтересовалась я.

— Тебе нельзя кофе, — заторможенно протянул Стэн, а потом, сложив брови домиком, совершенно искренне возмутился: — Морковка, ты что с собой сделала?

— Зови меня теперь Черничкой, — игриво шлепнула его по груди сумочкой, а затем, виляя задницей, красиво пошагала к выходу.

Не растерявшийся Хок подхватил меня под локоток, шепнув на ухо:

— А мне нравится. Особенно длина твоей юбки. У тебя потрясные ноги, Сал.

— Ты что, только заметил? — удивилась я.

— Раньше ты так откровенно их не демонстрировала, — хмыкнул штурман. — Да и боюсь, вряд ли позволила бы так откровенно ими восхищаться.

— Ты даже представить себе не можешь, сколько из того, что было табу для капитана Агни Паркер, позволено миллиардерше Майрис Спаркс.

— Майрис? — удивленно приподнял бровь Хок. — Имя ты тоже собираешься поменять?

— Это мое настоящее имя, — миновав охранников, я подождала, пока передо мной откроют дверь охсомобиля, и, опустившись на сиденье, таинственно подмигнула другу: — Второе настоящее. Для прессы я буду Майрис Спаркс, а для вас останусь прежней Агни. Кстати, никогда у тебя не интересовалась… А тебя на самом деле как зовут?

Как непривычно было видеть на лице столько лет знакомого мне мужчины такие несвойственные ему эмоции. Я бы назвала их ностальгической грустью. Хотя не берусь утверждать, что понимала чувства друга в этот момент.

— Бенджамин… — он опустил взгляд, а потом, резко подняв голову, посмотрел мне в глаза: — Бенджамин Хоккинс.

Хоккинс… Так вот почему Хок… Фамилия мне почему-то показалась ужасно знакомой, и уникальная наследственная память, за секунду перелопатив несколько сотен ячеек моего мозга, выдала неожиданный результат.

— Хьюз Хоккинс… — растерянно уронила я. — Архитектор программного обеспечения, предприниматель и создатель крупнейшей социальной межгалактической сети "Наwk". Мужчину нашли застреленным в собственном доме, а в убийстве обвинили его сына Бенджамина — наркомана и социопата.

— Я не употребляю наркотики, ты же знаешь, — кадык Хока судорожно дернулся и синие глаза мужчины налились грозовой тяжестью. — И я не убивал отца. Меня подставили.

Не знаю почему, но я ему верила. Не увязывалось в моей голове, что парень, сотни раз рисковавший собственной жизнью ради спасения других, мог убить родного отца. Да и не видела я, чтобы Хок употреблял хоть когда-нибудь что-то крепче виски.