На глазах обеих армий Георгий протащил оглушенного «гробоискателя» за своим конем и швырнул у древнего знамени. К ногам Предславова жеребца. К сапогам подбежавшего Никеши. Жаль, из Авзона не видно, что сталось с «лучшим из лучших»…

Пригнулись седые травы, развернулись, птичьими крыльями захлопали стяги, поймавшим солнце булатом блеснул взор Яроокого.

— Хорошо бился, княжич, — одобрил Предслав, глядя на валяющуюся в траве железную куклу. — Показал поганым, что мы не одни. Только как тебя теперь называть? Георгием Никифоровичем или Юрышем?

Рука сжимается на древке, принимая знамя у роска. «Как тебя называть?» Такой простой вопрос… Если понять, кто ты уже есть, кем становишься, кем хочешь стать.

Раньше… Раньше Георгий Афтан мало думал — для этого был Андроник. Сейчас тоже можно не думать. Он там, где ему надлежит быть, и с теми, кто стал дорог. Роски трижды приняли Юрыша к себе — в Намтрии, в Залесске и здесь, на Волчьем поле. Если Тверень устоит, у Юрыша будет дом, братья, дело, длиной в жизнь. Хорошее дело — понятное, чистое, только он не Юрыш, он Георгий Афтан.

— Если я сегодня умру, — негромко сказал севастиец, — то за вас, но тем, кем родился.

— Значит, Георгий, — словно запоминая, откликнулся Предслав. — Ну, брате, прости, если что не так.

— И ты, брате, прости! — вот так и дают главные клятвы. Для себя и про себя, но глядя в глаза тому, кто не лжет. — Хайре!

Отец поравнялся с матерью, и Леонид, закусив губу, сделал первый шаг. Сколько раз он провожал царя и его воинов, сколько раз шагал в алом строю, но никогда еще не водил в бой других.

Рыжая собачонка кинулась под ноги, ошалело заметалась, шмыгнула назад. Старик Филон миновал кривую оливу, давшую приют доброй дюжине мальчишек, кто-то вскрикнул или застонал. Тень старого дерева перечеркнула белую стрелу дороги. Она лежала на пути, деля жизнь на две неравные половины. Позади — девятнадцать лет, впереди — три дня и неизвестность…

Если удастся уцелеть, он вернется в Анассеополь и свернет шею Итмонам. В память брата, но именем Леонида. И еще в память тех, кто, повторив сегодня подвиг гисийцев, сомкнутым строем перейдет Темную реку и исчезнет в звездной вечности. Их там пятьсот без двоих… Значит, им с Никешей жить и драться за ушедших, а Итмоны подождут.