Светлый фон

Ожил динамик. На ломаном русском языке кто-то воодушевленно вещал:

— Русские, не сопротивляйтесь. Мы пришли освободить вас от деспотизма власти. Мы дадим вашей стране благополучие и демократические идеалы.

— Как знакомо… А пачку печенья и банку варенья? — проворчал Могильников и, выводя истребитель на атакующую траекторию, затянул странную песенку:

Рядом перестраивались в плоскость атаки другие истребители группировки. Времени почти что не осталось — слишком близко вышли к «эсэсовцам».

— Откуда песенка? — хохотнул Аксенов.

— Наследие молодости… моего отца. В детстве он мне напевал — говорил, что у них на филфаке МГУ песенка была ой как популярна.

— Любишь ты диковинки собирать.

— Люблю, — пробормотал Могильников, всматриваясь в тактический дисплей. — Нам песня строить и жить помогает… Аксенов, готовься маркировать цели для ракет. Время огневого контакта — минута пятьдесят. Алексей, ты на управлении — пока что от тебя высший пилотаж не потребуется.

В кабине сгустилось какое-то иррациональное спокойствие. Ерофееву даже стало жутко — он понимал, что меньше чем через минуту они выпустят ракеты, по ним тоже, скорее всего, ударят, и закрутится бешеный волчок боя, разбрасывая во все стороны обломки кораблей, лучи лазеров, снаряды твердотельных пушек, стремительные росчерки ракет. Но Алексей так и не решился нарушить тишину.

Вместо него это сделал Могильников, затянув очередной куплет безумной песни.

— Борис, запускай ракеты.

— Готово, — отозвался Аксенов. — Эй, кадет, не дрейфь — наш командир любит песни попеть во время боя. Привыкнешь!

Истребитель задрожал, когда пять серебристых снарядов сорвались с направляющих и, опалив броню огненными хвостами, ринулись к невидимому пока строю «эсэсовских» кораблей.

— Да, ничего, — пробормотал Ерофеев, пытаясь унять дрожь в пальцах.

Насмешливое пение Могильникова наводило на Алексея еще больший ужас, чем осознание того, что в любой момент «сушка» может развалиться на несколько обломков под ракетным ударом какого-нибудь «эсэсовца».

— До поражения цели… десять… девять, — монотонно проговаривал Аксенов, — третья сбита… семь… шесть… пять… Ответный ракетный залп. Алексей, на турели. Вторая сбита… четыре… три… два… Попадание. Еще одно. Одна мимо — ищет, ищет… нет, сорвалась.

На миг в истребителе повисла тишина.

И вслед за ней радостный рев:

— Есть же, есть! — завопил Аксенов.

— Две машины!!! — счастливо орал Алексей Ерофеев — радовался безудержно, по-мальчишески, на мгновение забыв, что к ним уже движется вражеская ракетная контратака.