Пьяный купец на виду у всех мочился с борта прямо в воду и громко, на полгавани напевал:
В Чаячьем городе девушка ждет, хей-хо, хей-хо! Жди и надейся, твой милый придет, хей-хо, хей-хо! За годы разлуки любовь наградит, хей-хо, хей-хо…Здесь, на кладбище недалеко от порта они и похоронили среднего брата.
Их встретили, накормили, дали лошадей, и в тот же день отряд численностью в три десятка воинов выдвинулся к Орлиному Гнезду. Сытые, отдохнувшие лошади шли мощно.
Миля за милей ложилась под копыта. Дорога неизменно шла вверх, изредка спускаясь с той или иной горы и снова неумолимо забираясь все выше и выше. Стало холодать. Подул, и так и не прекратился ветер. Его злые порывы резали не хуже ножа, а под конец пути со свинцовых небес начали падать первые снежинки – редкие и твердые.
После тепла Королевской Гавани, здесь, на высоте они особенно сильно чувствовали холод. Кеттлблэки кутались в плащи, пытаясь сохранить остатки тепла.
Последний переход, после Лунных Врат, выдался особенно тяжелым. Часть пути пришлось проехать на специально обученных мулах, а часть пришлось идти по узкой тропинке и истертым ступеням, опасаясь того, что в любой миг можно поскользнуться и свалиться в ущелье. Проверять, далеко ли до дна, им как-то не хотелось.
– Долбанные Аррены! Это ж за каким хером им приспичило залезть на самую вершину? – после смерти брата, Осмунд ругался не переставая, неизменно находя повод для своего раздражения. Впрочем, сейчас он понизил голос. Впереди и позади отряда шли местные, которые крайне щепетильно относились и к чести Арренов, и к своей Долине.
В Орлином Гнезде их встречали. У Осмунда чуть челюсть не отвалилась, когда он увидел, кто именно их ждет у ворот.
– Какого хера ты на меня так уставился, Кеттлблэк? – прорычал Сандор Клиган вместо приветствия. Его обожжённое лицо жутко ощерилось. – Теперь ты такой же мертвец, как и я. Присоединяйся!
– Не ожидал тебя здесь увидеть, – Осмунд мало кого боялся на этом свете, но с Псом ссориться не торопился.
– Мне насрать, кого ты думал или не думал увидеть, – за прошедшие месяцы характер Пса стал еще хуже. Его голос звучал, как скрежет пилы, а в глазах было не больше теплоты и добра, чем в самом поганом, дальнем закутке Седьмого Пекла. – Пошли, что ли, Мизинец заждался.
В сопровождении Пса они поднялись в один из покоев. Как всегда изысканно одетый, улыбающийся Мизинец встретил и долго расспрашивал о том, как все прошло, и об общем положении дел в столице.
С каждым их словом радость все сильнее разгоралась в его серо-зеленых глазах.