Вдалеке послышались шаги, Роминор заговорил быстрее:

– Мы с патрульным Кором настоятельно рекомендуем вам проявить ту же степень открытости и сотрудничать с представителями Совета так же, как вы делали это при первой нашей встрече. Вам все ясно?

Роминор приподнял фуражку и просверлил меня черными глазами из-под темных бровей. Я кивнула, и начальник полиции сунул мне в руки миску и захлопнул окошко.

– Эй, дежурный, быстрее давай! – окликнул Роминора звонкий голос, и тот пробасил что-то в ответ.

Мой медитативный настрой как ветром сдуло. Мозг, изголодавшийся по информации, принялся перетряхивать стеклышки в калейдоскопе, а я, прихрамывая, мерила камеру шагами. Значит, Сет не успел осуществить свой план и с Джеем все в порядке! Другое дело, что из-за меня ему снова придется столкнуться с Советом. Я села на кровать и схватилась руками за голову. Сколько же от меня вреда! Голосов в голове больше не было. Я приняла эстафету от язвительного голоса из глубин подсознания и сама отвешивала себе едкие комментарии.

К вечеру напряжение достигло пика и лопнуло, как натянутая струна. Накатила такая безысходность, что я не могла и не хотела больше шевелиться. Закутавшись в псиное покрывало, я смотрела в одну точку, позволив обжигающей кислоте разливаться в грудной клетке.

Утром в дверь постучал дежурный, обругал меня за то, что каша не съедена, и не принял миску, сказав, что вернется через полчаса, и это будет моим последним шансом получить сегодня еду. Я не чувствовала голод, но впихнула в себя склизкую субстанцию с комочками картошки.

Через полчаса дверь распахнулась.

– Екатерина! – выкрикнул высокий охранник, как будто я была в камере не одна. – На выход!

Я вскочила и на неслушающихся ногах вышла из камеры. Надев на мои запястья наручники, охранник долго вел меня по коридорам, пока мы не пришли к общей камере.

Лохматая старуха Эйк замахала мне рукой, как старой знакомой, и подвинулась, освобождая место у стены. По всей видимости, завтрак сначала развозили по одиночным камерам, поэтому вскоре жизнерадостный человек в сером, под цвет каши, фартуке, подкатил огромную кастрюлю к отверстию в решетке. Я не хотела вставать, но Эйк потащила меня в очередь, заставила взять порцию варева и просяще заглядывала мне в лицо. Намек понят, бабуля. Я отдала ей миску, а она протянула мне оба куска хлеба, которые я положила рядом с собой на пол и снова завернулась в покрывало, надеясь, что хотя бы перестанут дрожать руки. Но дрожь рождалась где-то глубоко внутри и не собиралась отступать. Я смирилась, закрыла глаза и провалилась в заросшую мхом дремоту.