Зазвенели ключи, хлопнула решетчатая дверь, и охранник втолкнул в камеру девочку лет одиннадцати. Я аккуратно потянулась, распрямляя затекшую спину и шею. Тело отозвалось болью, а в груди начало плескаться кислотное озеро, но меня хотя бы больше не трясло. Девочка растерянно стояла посреди камеры, вцепившись кулачками в подол скромного коричневого платья. Никто не обратил на нее внимания, как будто наличие ребенка в тюрьме было делом привычным. Девочка начала всхлипывать, и я, вспомнив, как я попала сюда в первый раз, движением руки пригласила ее сесть рядом.

Девочка села на пол напротив меня, и я протянула ей кусок хлеба. У нее были удивительные волосы – тонкие белые пряди обрамляли узкое лицо и струились водопадом до самой талии. Я снова закрыла глаза, но девочка не дала мне погрузиться в кислотное озеро.

– Я из дома сбежала, – тихо сказала девочка, сжимая хлеб обеими руками, – они не хотели отдавать меня учиться в школу, вот я и пошла туда сама. А в школе сказали, что из меня не выйдет толку, и вызвали полицейских, чтобы те отправили меня домой. Но я им не говорю, откуда я! А ты тут почему?

У нее были очень светлые глаза, голубые, водянистые, напомнившие мне глаза господина О-Ули. Что тут думать, наверняка она из Забережья. В отличие от бледного господина, взгляд у девочки был острый, проникающий до костей. Черные точки зрачков выглядели, как направленные прямо в душу стволы пистолетов.

– Я сделала что-то очень глупое, – после небольшой паузы ответила я.

Девочка пожала плечами:

– Все делают глупости, но в тюрьму за это не сажают.

– Это была… очень нехорошая глупость.

Девочка отщипнула кусочек от хлеба и катала его в пальцах, пока не получился круглый комочек, который она бросила на пол.

– Так ты, значит, плохой человек?

Я нахмурилась. Вот и помогай противным маленьким девчонкам! И что она прицепилась?

– Просто очень глупый, – слишком резко ответила я.

Мне совсем не хотелось возвращаться к мыслям о том, почему я здесь. Губы девочки задрожали, а брови сложились домиком.

– Я тоже глупая! – воскликнула она, выронила хлеб и закрыла лицо руками.

На нас стали оборачиваться другие заключенные, а старуха Эйк заворчала.

– Ну тихо, тихо! – прошептала я. – Ты совсем не глупая!

– Я тебе сейчас все расскажу, – заговорчески прошептала девочка.

Она потерла глаза, оторвала руки от лица, но ее щеки были сухими.

– Это мой учитель виноват. Это из-за него я сбежала.

Я уставилась на девочку.