***

Окруженные стражниками, семеро пленников спустились по длинному глиняному пандусу из пещеры-хранилища на улицы самого города.

Толкаемые и толкаемые, они спотыкались на неровной земле, выстроившись в длинную шеренгу, которым было запрещено разговаривать друг с другом. По большей части жители Арриди наблюдали за ними со смесью апатии и болезненной жалости. И все же, как всегда в толпе, нашлись те, кто предпочел издеваться над пленниками и бросать в них камни, комья земли и мусор. Холт впился взглядом в группу молодых людей лет двадцати. В отличие от большинства арриди, они явно пили могущественный дух, известный как арарики. Они спотыкались и шатались вместе, их глаза покраснели, а челюсти отвисли, когда они осыпали оскорблениями шеренгу заключенных. Холт обернулся и посмотрел через плечо на Селетен, следующую в очереди за ним.

-Я думал, ваша религия запрещает алкоголь, - сказал он. Селетен с отвращением оглядела шумную кошачью компанию и пожала плечами.

-В каждом обществе есть низкий элемент, - сказал он. - Такие люди просто слишком рады, что сегодня их не ведут на плаху.

Стражник шагнул вперед и ужалил двух мужчин узловатым концом веревки.

-Попридержите языки!- крикнул он им. -Никаких разговоров, мы же сказали!

Теперь они вышли на саму площадь. Он был переполнен людьми, и их сопровождающим пришлось толкаться, чтобы проложить им дорогу. Половина тех, кто наблюдал, были туалаги, заметил Холт. Они наслаждались жизнью, надеясь, что в последний момент нервы пленников сломаются и они начнут вопить о пощаде.

Не то чтобы их слушали. Понятия жалости и милосердия были неизвестны туалаги.

На дальней стороне площади, рядом с приподнятой деревянной платформой, которую они теперь могли ясно видеть впервые, раздался глубокий гул барабана. Оно продолжалось в медленном ритме, как биение огромного сердца. Это был сигнал для толпы вокруг них удвоить свой шум. Вереница заключенных проталкивалась сквозь толпу, пока они не оказались у ступеней, ведущих на платформу.

Холт поднял глаза. Юсал стоял над ними, одетый сегодня в развевающиеся темно-синие одежды, широко расставив ноги в сапогах и уперев руки в бока. Как всегда, его лицо было скрыто темно-синей вуалью. Были видны только его глаза, такие же холодные, как всегда. Теперь он смотрел на толпу, вглядываясь в лица перед собой, ожидая, когда наступит тишина.

Постепенно крики стихли, сменившись редкими восклицаниями. Затем они тоже замерли, когда солдаты Туалаги в толпе набросились на любого, кто хотел прервать их лидера. На площади воцарилась неестественная тишина.