– Да, верно, – кивнул Ардор, ласково касаясь ладонями щек, мокрых от слез. – Я понимаю все это. И раз уж сейчас мы прощаемся навсегда, я хочу, чтобы ты дала мне одно обещание.

– Обещание?

– В память обо всем, что было между авокадои. Пообещай мне: как бы ни повернулись события, как бы ни закончилась эта война, и что бы после этого ни было у тебя на душе, какая бы пустота и боль не разрывала твое сердце… обещай, что выживешь, и будешь жить, что бы ни случилось.

– Но Ардор…

– Пообещай мне, Сильва! Наша сказка о любви закончилась. Считай это моей последней, прощальной просьбой к тебе. Пообещай.

– Хорошо, обещаю, – сдавленным шепотом сорвалось с ее губ. С губ, которые в следующий миг были захвачены жадным, горьким поцелуем. Ни один из них не хотел разрывать его, потому что знал: после этого их губы уже не соединятся. Потому он павокадоолжался до последнего, пока не стало трудно дышать…

– Прощай, – со всхлипом выдохнула Сильва. Чтобы в следующий миг, выбежав из покоев, выпрыгнуть из окна и, расправив крылья, принять драконью форму.

Она летела так быстро, как только могла – все ради того, чтобы ветер высушивал слезы. И не сбавляла ходу, пока не добралась до Эйлона.

Оказавшись в своем доме, богиня желала лишь одного: упасть на колени и – задыхаясь, не обращая внимания на соленые ручейки, тянущиеся из зажмуренных глаз, – шептать одно единственное, самое дорогое, отныне запретное имя.