– А то ты не понимаешь, – криво усмехнулся инквизитор. – Уж передо мной–то наивного юношу строить не надо, я тебя от и до знаю. Первосвященником быть тебе. И ты это знаешь.

– Почему не тебе? – метнул на него быстрый взгляд архиепископ.

– Ты прекрасно знаешь, чем я занят, Матфей! – отмахнулся Итан. – И если я не сделаю всего, что могу, все вообще теряет какой–либо смысл. Ты же способен обеспечить мне возможность делать общее дело. Любой другой все порушит и погубит тем самым Мать–Церковь. К тому же, я совсем не знаю здешнюю кухню, у меня уйдет на ее изучение немало времени, что недопустимо – мы не имеем права терять ни дня впустую. И я никому не известен. Придется срубить слишком много голов, чтобы меня признали. Тогда как твоему возвышению после происшедшего за последние годы не удивится никто. Тебя боятся так, как не боялись еще никого за всю историю Церкви. Да, для достижения цели нам придется приложить некоторые усилия, но значительно меньшие, чем было бы в моем случае. Но что и когда давалось нам без усилий? Нас это пугало?

– Испугали ежа голой… гм… умолчим, чем, – рассмеялся Матфей.

Предложение отнюдь не было для него неожиданным. Наоборот, бывший архивариус ожидал его с тех пор, как год назад начало резко ухудшаться здоровье первосвященника, и тот стал странно поглядывать на своего помощника. С каждым днем – все внимательнее, и вскоре заставил передать почти все текущие дела Чистых молодежи, а самого Матфея начал знакомить с тайными пружинами власти, политикой и раскладом сил в Церкви и мире. Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить, зачем все это нужно. Его готовили к принятию высшей власти в этом мире – разве что Империя не подчинялась Церкви, но и в Наде вынуждены прислушиваться к ней. Сам архиепископ власти не слишком хотел, но она – великолепный инструмент в руках человека, стремящегося достичь непонятных большинству целей. Поэтому Матфей не собирался от нее отказываться, понимая, что и как должен сделать. И долг его не был долгом перед человеком, это был долг перед Всевышним. Он обязан остановить Зверя! Именно для этого Господь и вытащил его из безвестности.

Даже сейчас, спустя несколько лет, Матфей иногда, засидевшись допоздна за работой, вскидывался в ужасе. Ему вдруг казалось, что все случившееся – сон. И сейчас он очнется никому не нужным архивным служкой, обреченным до конца дней своих возиться с забытыми всеми пыльными бумагами. Ведь таких взлетов история еще не знала. За каких–то три года от простого монаха до первосвященника? Ему раньше и в диких кошмарах не могло привидеться такое. Это казалось невозможным, чудовищным, но, несмотря ни на что, произошло. И Матфей уже понимал, что первосвященником ему быть, а любой, не согласный с этим, быстро окажется в пыточных камерах Чистых, которых архиепископ потихоньку начинал побаиваться и сам. Впрочем, обуздать аппетиты молодых волчат будет не слишком сложно, большинство из них еще в плену глупых иллюзий.