Однако Тирион не был настроен так думать. Он всё ещё держал в себе более глубокий гнев, и гордость никогда бы не позволила ему принять даже столь мягкое рабство как должное.

«Я буду учиться и углублять то, что я обнаружил, и в конце концов я их проучу». Это была констатация факта в его душе, но под ней кипела затаившаяся угроза.

Той ночью он лежал в своей новой кровати, с Лираллиантой под боком, и после того, как она заснула, позволил своему разуму свободно уплыть. На этот раз он слушал глубокое биение земли, и ощутил, как его разум расширился, вобрав в себя нечто большее, чем тело, с которым он вырос.

Скрытым под тонким налётом устойчивой земли и живых деревьев лежал пылающий мир жидкого камня и огромных давлений. Этот мир звал его, и, слушая, он понял. Красота, которую он нашёл, будто в точности отражала его собственный тихий гнев, скрытый и закопанный. «Просто расслабься немного, и могут свершиться великие дела».

Ему снились огонь, и красные реки расплавленного камня.

Когда он очнулся следующим утром, то чувствовал себя странно, будто было необычным иметь руки и ноги. Лираллианты не было, но его разум нашёл её неподалёку, возвращавшуюся в поспешной нетерпеливостью в походке.

Когда она показалась в его поле зрения, её взгляд был полон срочного смысла.

— Что? — спросил он, ощущая в ней странный страх.

— Прошлой ночью было землетрясение. Большое смещение пластов к востоку от нас. Поднялся новый вулкан, и земля разорвана. Была уничтожена часть одной из великих рощ Морданов, и пожары грозят многим другим, — сказала она ему.

— А здесь мы в опасности? — спросил он.

Она покачала головой:

— Нет. То было в сотнях миль на востоке. Но тысячи из моего народа мертвы.

— Ты имеешь ввиду народа вроде тебя, или…

— Старейшины, — поправила она, — великие деревья. Мы не считаем детей, хотя и из них многих не стало.

«Верно», — напомнил он себе. «Даже среди своего рода они считают истинно ценными лишь деревья. Дети для них — почти такой же расходный материал, как их человеческие рабы».

— О, — неопределённо сказал он.

— Они мертвы, Тирион, — сказала она тоном, слегка повысившимся в гармонии с её внутренней тревогой. — Ты понимаешь?

— Тебе придётся простить меня, Лира, но я отношусь к твоему народу не совсем так, как ты, — признался он. — Я, и мой народ, сильно пострадали от их рук.

На миг её взгляд потемнел, а затем её глаза слегка расширились:

— Лира?