Она села на маленький стул у стола:

— Я в твоём распоряжении, Отец.

— Во время твоей битвы на арене ты сделала нечто, удивившее меня, — начал он. — Жидкость, которую ты сделала — что это?

Эмма вздохнула:

— Мой отец, как ты знаешь, производил мыло, поэтому я выросла вокруг едких веществ, — сказала она, начав прикидываться дурочкой.

Тирион взъярился:

— Не лги мне, Эмма. То, что ты сделала, возможно — для мага, который понимает внутреннюю работу материального мира, а мы с тобой таким знанием не обладаем. Нет, ты сделала нечто иное. Я не чувствовал работу твоего эйсара, и твои противники тоже не почувствовали.

Её плечи поникли:

— Ты решишь, что я сошла с ума.

— Я и сам уже не вполне вменяем, Эмма, так что просто расскажи.

— Иногда я слышу что-то вроде голосов. Сперва я не обращала внимания, но потом начали происходить всякие вещи…

— Ты слышишь великое биение под нами? — спросил он, широко улыбаясь.

— Как гигантский барабан, — сказала она, кивая. — Я слышу его не всё время, но когда я обращаю к нему своё внимание, он всегда там.

— А небо?

— Стараюсь не слушать, — ответила Эмма, закрывая глаза. — От голоса ветра мне начинает казаться, будто я теряю рассудок.

— А как насчёт этого? — пристально спросил он, подавшись вперёд, и постучав по столу перед ней.

На её лице застыло вопросительное выражение:

— Он же такой маленький. Я и не думала, что… о. У него всё же есть голос, не правда ли?

— Тоненький, — сказал Тирион. — У всего он есть, насколько я знаю. Некоторые из них услышать труднее других.