Запах… знакомый запах… так пахнет в хижине, где поселился Гевин. Он иногда делает чучела на продажу. Впрочем, не только он. Чучела всегда пользуются немалым спросом. В прошлом году Гевин сделал гризли, на него полгорода смотреть ходила, до того славно получилось. Медведь стоял на задних лапах, слегка сгорбившись, повесив передние лапы вдоль тела. И на морде его застыло выражение одновременно брезгливое и недоумевающее, точно и после смерти он не мог понять, как получилось так, что из грозного зверя он превратился в… поделку?

Чучело отправили в Национальный музей.

А это подарили мне.

И вправду ведь подарок. Блюдо фарфоровое с тонкой серебряной каймой по краю. Красивое. А Билли улыбается.

Или скалится?

Рот растянут, зубы… покрыты белой краской, что ли? У него в жизни они белыми не были. Когда-то это казалось такой мелочью. Подумаешь, забывает чистить. И табак жует. И запивает пивом. И…

…чего кривишься? Противно, да? — его голос зазвучал в голове. И я почти физически ощутила, как сжимаются на горле мокрые ладони.

Еще немного и он вопьется в губы пьяным поцелуем.

Или укусит за щеку.

Опрокинет, навалится…

…не навалится.

Нечем.

Я поднялась. А с глазами он ошибся. У Билли глаза были карими, почти черными, нынешние, голубого цвета, ему не шли.

Дверь я заперла. И подумала, что замки давно пора менять, что это не дом, а какой-то проходной двор. И засовы поставить. Еще парочку. Чтобы спалось крепче.

Я огляделась.

Никого.

Ничего.

И… кто бы ни заглянул ко мне, он точно знал, как не оставлять следов.

К счастью, Томас был на месте. Меня проводили насмешливым взглядом, в котором читалась будущая сплетня, но сказать ничего не сказали.

Хорошо.