Стрелки численностью в полторы тысячи, с тяжелыми луками и арбалетами засели также в перелеске и изготовились к стрельбе. По команде Фараса они стали метать стрелы с некоторой задержкой, как бы попеременно, то одно крыло, то другое, создавая тем самым непрерывный шквал, не дающий возможности обороняющимся высунуться из узких щелей бойниц. Следом ударили катапульты. Тяжелые ядра нехотя и даже как-то неторопливо понеслись в сторону главных ворот.

Первый залп оказался очень неверным, многие из орудий значительно промахнулись с расчетами, и их удары пришлись в пустоту. Следом за тяжелыми ядрами последовали бочонки с порохом и горючим маслом. От пороха было мало проку, но он хотя бы поджигал разлившееся масло, текущее по стенам. В короткий промежуток между ударами орудий хорошо защищенные пехотинцы, прикрытые атакой лучников, волокли к главным воротам огромные сосновые бревна, которые сбрасывали по возможности ближе к стенам. Неся незначительные потери в живой силе, отбегали на фланги подтягивать новые дрова для этого огромного костра, с помощью которого маг и Фарас намеревались разогреть камни стен до предела, а потом, закидав бочками с водой, продолжить рушить тяжелыми ядрами. Раскаленные камни должны были растрескаться и потерять часть своей прочности, после того как их остудят водой и ядра будут откалывать от стен уже более значительные куски. Второй заход с бревнами на плечах пехоте удался уже не так легко. Обороняющиеся в крепости войска поняли, что задумал Фарас, и делали все возможное, чтобы до стен добралось как можно меньше людей. Но поток солдат и не думал прекращаться.

Жирное чадящее пламя уже заволокло фронтальную стену крепости. Из-за густого черного дыма лучникам стало практически невозможно стрелять из бойниц. Не было возможности как следует прицелиться.

Гурымей выложил на войлочный коврик перед собой первый амулет — окованную серебряным окладом бронзовую печать, и уже не доверяя собственной памяти и не желая совершить ошибку — книгу вулканов, первую из трехтомника магии огня. Силы амулета должно было хватить на то, чтобы еще больше раскалить стены и в случае необходимости перекинуть огонь на корабль, который, возможно, уже готовится к повторной атаке на расположение осаждающей армии.

Слова заклинаний слетали с губ мага заученными формулами, с резким придыханием, почти без пауз. Узор слов заплетался в причудливые вензеля, заставляя вибрировать воздух. Эта странная вибрация уже повисла над холмом зыбким маревом, но маг продолжал плести сложную формулу, завершая ритуал. От его слов ветер только усиливался, раздувая огонь на бревнах, наваленных вдоль стен. Пылали, казалось, уже сами камни. Огонь гудел словно действительно поднялся из недр земных, хрипел и горел все ярче похожий на пламя исполинского кузнечного горна, взмывая вверх стремительными белыми языками, увлекая за собой будто тонкие хворостинки большие бревна. Раскисшая мокрая земля обугливалась и тоже схватывалась огнем, вскипала, разбрызгивая зловонную жижу. Нагнанный магом ветер заворачивал пламя только на одну сторону центральной башни. Языки огня свирепыми чудовищами взмывали ввысь, цепляясь за шершавые стены, в которые натекло горючее масло. Вибрирующий под руками мага амулет уже изогнулся, потерял форму до такой степени, что, казалось, его плющили молотом, рубили невидимыми топорами, жали в тисках. Наконец печать надорвалась и лопнула, издав пронзительный звон, отлетела в сторону. Гурымей отпрянул, но вовремя удержался, тряхнул головой и тут же раскрыл свинцовый ларец, извлекая следующий заготовленный источник силы. Опасливо оглядевшись по сторонам, всматриваясь в безмятежное голубое небо, он бережно уложил новую печать на войлочный коврик и, очертив восковой палочкой круг, потянулся за следующей книгой заклинаний.