За дверью невнятно ахнули, заскрежетали замки и совы — штук пять, наверное! — и внезапно осмелевший хозяин выскочил на крыльцо.

— Диего! — с непонятным восторгом вскричал он, и его сияющие искренней радостью глаза красноречивее всяких слов дали понять Кантору, что он, возможно, несколько ошибался насчет собственной ненужности. — Господи, Диего, это правда ты! Откуда, какими судьбами?! Заходи же скорей, мыша ты мокрая, дождь ведь на дворе!

— Ну, куда, куда… — проворчал Кантор, пресекая попытки обниматься. — Я же мокрый… Возьми лучше вот гитару, отнеси наверх, чтобы возле огня не стояла… Только футляр открой…

— Отнесу, открою, не переживай, заходи скорее. Сейчас мы тебя обсушим, согреем, — продолжал тарахтеть Жак, буквально втаскивая его в дом. — Раздевайся прямо здесь, скидывай свои мокрые шмотки вон туда, а я тебе найду во что переодеться… Ты же простудишься, дурила, ты что, вот так и шлялся под дождем в одной рубашке? Что за мазохизм такой непонятный? Ну, давай, давай шевелись, как разденешься, заходи в гостиную, там выпить есть чего, камин горит, погрейся, а я сейчас сбегаю наверх, найду тебе каких-нибудь покрышек…

На этом он, наконец, сделал паузу, и Кантор, который послушно начал раздеваться и как раз приступил к штанам, услышал в комнате подозрительные шорохи.

Ну, так и знал, там Тереза, и сейчас начнутся сочувствия, утешения и проповеди заодно… Жак тоже хорош, сказать не мог, вот было бы весело, если бы он сейчас в одних трусах ввалился…

— Кто у тебя там? — спросил он, и Жак беззаботно махнул рукой:

— Не беспокойся, не дама, можешь и трусы снимать, спорим на три щелбана, что они у тебя тоже мокрые?

— Мокрые, — ворчливо согласился Кантор, и переполненный радостью Жак наконец умчался, а сам он продолжил раздевание, гадая, кто же это восседает в гостиной королевского шута в такой час. Мафей, что ли? Или Элмар зашел якобы выпить, а на самом деле нажраться вусмерть? Хоть бы не король… Или у Жака есть еще какие-то друзья, о которых ему пока неизвестно? Одно отрадно — это точно не Артуро Сан-Барреда…

Снимать трусы Кантор все же не стал, хотя они действительно были мокрыми. Свалив одежду грудой в углу прихожей и забрав с собой только оружие, он вошел в гостиную с максимально независимым видом, на какой был способен, и тут же с величайшей досадой понял, что на сегодня судьба еще не исчерпала список издевательств, припасенных для бедного товарища Кантора. В кресле у камина восседал именно король, печально уставившись на кубок, который грел в ладонях.

— Добрый вечер, — сказал Кантор, хотя ничего доброго в этом вечере не наблюдалось.