Кантор представил себе вокальные упражнения пьяного короля и всерьез испугался.
— Только песен не надо! Лучше вы мне расскажете, что здесь интересного происходило, пока меня не было.
— Ни в коем случае! — возразил король, раскладываясь и поднимаясь с кресла. — Я пьян, как студент, и могу нечаянно растрепать парочку государственных тайн. Пусть лучше Жак расскажет, если мое пение оскорбляет твой профессиональный слух. Кстати, ты ведь никогда не слышал, как я пою, зачем заранее пугаться?
— Пойдемте, — печально вздохнул Жак, пресекая на корню возможную дискуссию об исполнительских талантах короля. — Я вам покажу, и будем лепить. Кантор, проникнись торжественностью момента. Не думаю, что для тебя когда-нибудь лепили пельмени коронованные особы.
— Вряд ли, — согласился Кантор. — Но одна особа королевской крови когда-то чистила мне концертные костюмы.
— И хорошо чистила? — поинтересовался Шеллар, не в силах оставить без уточнения даже такую мелочь.
— Примерно так же, как сейчас правит.
— Ты виделся с ним?
— Вот еще скажите, что он каким-то образом сумел сохранить это в тайне от вас и вы действительно не знали!
— А что тут уметь… — пожал плечами король. — Если бы я его спросил, возможно, он бы и не сумел. Но я не спрашивал.
Они перебрались на кухню, где действительно находился здоровенный шмат теста и не менее здоровенная миска с рубленым мясом, и разместились вокруг усыпанного мукой стола. Жак принялся раскатывать тесто, а его величество в ожидании торжественного момента созидания облокотился на стол, подперев подбородок кулаком, и поинтересовался:
— Жак, объясни мне, будь добр, что собой представляют те корытца, которые мне надлежит сфокусировать?
— Ой, я допился… — Жак скорчил виноватую рожицу и покосился на Кантора. — Я имел в виду…
— Я понял, что ты имел в виду, мне интересно именно точное значение слова.
— Ну ладно… Корытца — это внутренняя сторона виртуальных очков.
— Они имеют… э-э… корытоподобную форму?
Жак истерически захохотал и чуть не выронил скалку.
— Я сказал что-то особо глупое? — уточнил король.
— Нет, все верно, — простонал Жак. — Но слово-то, слово-то какое получилось! Корытоподобная! Кантор, неужели тебе не нравится?
— Я не люблю таких слов, — заявил Кантор с явно излишней откровенностью. — Они звучат претенциозно, псевдонаучно и идиотски. И еще к ним затрахаешься подбирать рифму.