— По-моему, он просто пьян.

— Возмутительно! — добавил другой.

— Уж кто бы возмущался, брат Вольдемар! — ехидно отозвался третий. — Ваш камердинер каждый вечер укладывает вас спать в состоянии бревна.

— Брат Лю, вы можете его протрезвить? — деловито поинтересовался первый, не обращая внимания на посторонние замечания. Харган поднапрягся и узнал голос советника.

— Нет, но я могу быстро сбегать…

— Быстро сбегайте.

«Подите прочь, презренные!» — хотел гордо заявить наместник, но язык тоже отказался ему повиноваться, и высочайшее повеление, состоящее из одних гласных, было не понято и проигнорировано.

Четверть часа спустя Харган тоскливо слушал доклад брата Хольса, кляня свое любопытство и мрачно оглядывая слушателей — не посмеет ли кто опять ухмыльнуться. Министрам было не до ухмылок. Все прекрасно видели, что наместник сердит и в их же интересах не раздражать его еще больше.

Древняя традиция оказалась чистейшим надувательством и никакой народной мудрости не содержала. Лучше не стало — наоборот, только хуже.

Харган слушал, не понимая ни слова, но чувствуя, что брат Хольс несет бессмысленную, никому не нужную чушь. Ну зачем это все, кому это надо, эта средняя посещаемость проповедей за две недели по сравнению с прошлой луной, недостаточная просвещенность населения, необходимость усилить… улучшить… принять решительные меры… Тошно слушать.

Остался последний день. И последняя ночь. Странно — времени еще много, а жизнь уже потеряла смысл. Почему, в какой момент то великое служение, которое было смыслом жизни Харгана с самого рождения, вдруг перестало им быть? Когда одна-единственная женщина стала значить для него больше, чем все, что было до нее? Или все же в тот миг, когда верный пес получил пинок от хозяина? Если подумать, пинок был заслуженный, но все же… все же… именно тогда он впервые почувствовал себя рабом. Не учеником, последователем, единомышленником, а рабом. Вещью, лишенной права на собственные мысли, чувства и поступки. Неужели права была та бестолковая девчонка, когда рассуждала в своем неразборчивом, покрытом кляксами письме о персоне Повелителя? Или все же сам виноват нерадивый ученик, посмевший предать доверие наставника, обмануть его, поставить собственные прихоти выше долга?

И где правда? Где искать верный путь? Кто подскажет, что теперь делать?

Брата Хольса сменил брат Чань. Надо бы его послушать внимательнее, он может сказать что-то важное, пропустишь — потом в дурацком положении окажешься… Но и его тошно слушать. Что он забыл на том кладбище, какой шестиногий крокодил понес его по гробницам шастать?…