— Начинаю, — заявил сидящий на ступенях алтаря Шарлей. — Начинаю активнее поддерживать учение Гуса, Виклифа, Пайна и остальных гуситских идеологов. Церкви действительно пора начать изменять... Ну, может, не сразу превращать в конюшни, как бжегскую коллегиату, но в ночлежные дома это уж точно. Только гляньте, как здесь приятно. На голову не льет, не дует, блох кот наплакал. Да, Рейнмар. Если говорить о церквах, я перехожу в твою религию, начинаю послушничество. Можешь рассматривать меня как кандидата в члены.
Рейневан покачал головой, подбрасывая дров в костер, который вместе с Беренгаром Таулером разжег посреди главного нефа. Самсон вздохнул. Он сидел в сторонке, читая при свече книгу, которую раскопал среди прочих, сваленных в кучу. Когда церковь грабили, на книги никто не польстился. Пользы от них не было никакой. Известное дело.
— В церкви сплошная роскошь. — Дроссельбарт выломал из галереи в пресвитерне очередную доску. — Дерева на костер в достатке. Можно жечь хоть до лета.
— И есть что пожевать, — добавил Бисклаврет, разрывая зубами найденную в ризнице сухую как щепка колбасу. — Получается, верно говорят:
— И всегда найдется какой-нибудь сосуд для питья, — Жехорс поднял наполненную добытым вином чашу для мессы. — Не то чтобы словно пес из бочки лакать... И почитать можно... Правда, Самсон? Эй, Самсон!
— Что? — поднял голову гигант. — А, да... Вы не поверите, но в этом латинском произведении я нашел фразу по-польски. А написано это в 1231 году, во времена Генрика Бородатого. На титульной странице, извольте, дата:
— И как же звучит эта польская фраза? — заинтересовался Дроссельбарт.
—
— Идиотизм.
— Правда.
— И рифма никудышная.
— Тоже правда.
Со стороны притвора раздались и эхом разошлись шаги, звяканье, гул возбужденных голосов. Мрак осветили факелы и лучины, в их свете удалось различить входящих в церковь. Шарлей выругался. Оказывается, навестил их Пешек Крейчиж, проповедник сирот, один из подчиненных Прокоупека. За Крейчижем шли несколько вооруженных подростков. Шарлей выругался снова.