Сила Духа Святого, говорит вдохновенный мэтр Экхарт, — настоятельница положила руку на раскрытую книгу, — по-настоящему вознесет то, что наиболее чисто, наиболее тонко, наиболее возвышенно, воздымает искру души и возносит ее к самым вершинам в воспламенении и любви. Точно так, как это происходит с деревом: сила солнца берет то, что в корне его самое чистое и самое деликатное, и возносит до самых ветвей, на коих оно становится цветком. Точно таким же образом искра души возносится к свету, оторванная от своего первоначала. И достигает полного единения с Богом.

Так что видишь, юноша, приход Века Духа делает ненужным и излишним посредничество Церкви и священников, ибо все сообщество верующих непосредственно охвачено светом Духа, посредством Духа связывается и сливается с Богом. Посредники не нужны. Особенно посредники грешные и лживые.

— По сути, — откашлявшись, отважился Рейневан, — у нас, сдается мне, одинаковы и взгляды, и цели. Ибо точно то же говорили Ян Гус и Иероним, а до них Виклиф...

— То же самое, — прервала она, — говорил и говорит Петр Хелчицкий. Тогда почему же вы не слушаете его слов? Когда он учит, что произвол нельзя победить произволом, что на насилие нельзя отвечать насилием? Что война никогда не оканчивается победой, но порождает очередную войну, что ничего, кроме очередной войны, война принести не может? Петр Хелчицкий знал и любил Гуса, но ему было не по пути с насильниками и убийцами. Не по пути ему было с людьми, кои обращают взор к Богу, преклонив колени на устланном трупами побоище. Кои чертят знак креста руками, по локти обагренными кровью.

— Вы, — продолжала она, прежде чем он успел ответить, — пошли в Пасху 1419 года на горы. На Фаворе, на Оребе, на Беранке, на Сионе, на Оливной горе вы создавали братское сообщество Детей Божиих, напоенных Духом Святым и любовью к ближнему. Тогда вы были истинными Божиими воинами, у вас были божески чистые души и сердца, ибо вы страстно несли слово Божие, возглашали любовь Божью. Но это длилось пятнадцать недель, юноша, всего пятнадцать недель. Уже в день святого Абдона, тридцатого июля, вы выкидывали людей из окон на пики, убивали на улицах, в церквях и домах, творили насилие и резню. Вместо милости Господней начали возглашать апокалипсис. И название Божиих воинов вам уже не подобает. Ибо то, что вы творите, больше радует дьявола. По лестницам из трупов не вступают в Царствие небесное. По ним спускаются в ад.

— И однако, — вставил он, сдерживая ярость, — ты говорила, что утраквизм тебе близок. Что ты видишь необходимость реформы Церкви, что осознаешь необходимость далекоидущих изменений. В то время, когда Хелчицкий взывал: «Пятое: не убий!», на Прагу шли папские круцьяты. Если б мы тогда послушались Хелчицкого, призывавшего нас защищаться исключительно верой и молитвой, если б мы противопоставили римским ордам только покорность и любовь к ближнему, нас перебили бы всех до единого. Чехия изошла бы кровью, а надежды и мечты развеялись бы как дым. Не было бы никаких изменений, никакой реформы. Был бы Рим, в торжестве своем еще более высокомерный, зазнавшийся и наглый, еще более лживый, еще более противоречащий Христу. Было за что бороться, поэтому мы боролись.