— Ютта, — решился он, приподнимаясь на локте. — Я не могу видеть, как ты подвергаешься опасности. Слухи о том, что вы здесь проповедуете, кружат, многие знают, что творится в здешнем монастыре, я сам узнал об этом еще зимой, в конце прошлого года. Так что это никакая не тайна. Доносы уже могли дойти до адресатов. Над вами нависла страшная опасность. Майфреда да Пирована сгорела на костре в Милане. Спустя пятнадцать лет, в 1315 году, в Свиднице сожгли полсотни бегинок…
«А адамитка в Чехии? — подумал он вдруг, — А замученные и сожженные пикардки? Дело, которому я себя посвятил, преследует диссидентов не менее жестоко, чем Рим... »
— Каждый день, — отогнал он эту мысль, — может быть днем твоей гибели, Ютта. Ты можешь погибнуть...
— Ты тоже можешь погибнуть, — прервала она. — Мог полечь на войне. Ты тоже рисковал.
— Да, но не во имя,..
— Иллюзии, да? Давай скажи это громко. Иллюзии. Женские фантазии.
— Я вовсе не хотел.
— Хотел.
Они замолчали. За окном была августовская ночь. И сверчки.
— Ютта.
— Слушаю тебя, Рейнмар.
— Уедем. Я люблю тебя. Мы любим друг друга, а любовь... Отыщем Царствие Божье в себе. В нас самих.
— Я должна тебе поверить? Что ты откажешься...
— Поверь.
— Ты жертвуешь ради меня многим, — сказала она после долгой паузы. — Я это ценю. Я еще больше люблю за то. Но если мы откажемся от идеалов... Если ты откажешься от своих, а я от моих... Я не могу противиться мысли, что это было бы, как...
— Как что?
— Как
— Ты говоришь как катарка.