– Это был лишний вопрос.
Они сидели возле небольшого костра, разложенном за растянутой на колышках плахтой, которая охраняла от февральского ветра. Сидели вдвоем, Шарлей и Рикса где-то пропали. В последнее время они пропадали часто. Рикса уже успела попрощаться, она возвращалась в Силезию.
– У меня… – великан неожиданно запнулся, – тоже есть о чем печалиться. В последнее время меня преследуют мысли о настоящем Самсоне, о том, который из монастыря бенедиктинцев. Не могу избавиться от убеждения, что я причинил ему вред. Оставил его… Там…
– В том нет твоей вины, – серьезно ответил Рейневан. – Это я и Шарлей, наши дурацкие экзорсизмы, наши игры с вещами, с которыми нельзя было играть. Ты пробовал исправить нашу ошибку, пробовал много раз, никто не имеет права упрекнуть тебя в бездеятельности. Не удалось, что ж, на то воля Божья. А сейчас… Сейчас ситуация изменилась. У тебя есть обязательства. Ты не можешь бросить Маркету. Ты бы разбил девушке сердце, если б оставил ее одну. Я понимаю, что это могло бы быть очень тяжело для тебя, я же знаю, как сильно ты переживаешь за судьбы других. Но сейчас это уже был бы альтернативный выбор: или Маркета, или монастырский кретин. Для меня ясно, кого ты должен выбрать. Это очевидно. И не говори мне, что это безнравственно.
– Это безнравственно, – вздохнул Самсон. – Очень безнравственно. Потому что уже поздно что-то выбирать. После того события прошло более четырех лет. Там… В зоне темноты… Ни один человек не мог этого выдержать, ни одна человеческая психика не могла этого перенести. Настоящий Самсон либо уже не живет, либо полностью сошел с ума. Мы не в состоянии вернуть его в этот мир. Этот факт, к сожалению, тяготит мою совесть.
– Послушай…
– Не говори ничего.
Трескали стропила догорающих хибар предместья, с ветром долетал смрад и горячие дуновения.
– Судьба монастырского дурачка, – прервал молчание Самсон, – вовсе не предрешилась в то мгновение, когда я увидел Маркету. Тогда, под Колином, в игровом трактире…
– Тогда ты сделал то, что должен был сделать. Я помню твои слова. То, чему мы были свидетелями в игровом трактире, исключало безразличие и бездеятельность. Поэтому произошло то, что должно было произойти.
– Это правда. Но попался я уже позже, в Праге. В тот день, когда она впервые мне улыбнулась.