Несмотря на столь раннее время трактирщик не выглядел сонным, а в общей зале сидело около пяти человек. Я занял дальний столик в углу залы, поближе к выходу. Недовольная и, в отличие от трактирщика, явно заспанная девка, небрежно смахнула грязной тряпкой с моего стола крошки и остатки костей, поинтересовавшись при этом чего мне принести. Я заказал себе кружку пшеничного пива, и девка ушла, вяло виляя бедрами, когда проходила меж столами.

Стагона нигде не было видно. И меня, если честно, это заставляло немного нервничать. В ожидание я решил приглядеться к тем, кто сейчас вместе со мной в столь ранний час находились здесь в зале таверны. Ничего примечательного, надо сказать, в них не было, по крайней мере, на первый взгляд, хотя в простом частенько скрывался подвох и никогда нельзя было ослаблять своего внимания. Двое простых рабочих в грязных одеждах сидели за длинным столом в левой части залы. Они медленно поглощали что-то из больших кружек, при этом громко разговаривая и смеясь. В их словах, которые мог отчетливо слышать каждый сидящий в этой зале, независимо от его желания, не было ничего особенного. Совсем ничего. За столом, находившимся чуть ближе к стойке, за которой развалился хозяин таверны, сидел лысоватый человек с округлым оплывшим лицом, маленьким впалым подбородком, затронутым легкой двухдневной щетиной. Толстый короткий нос был чуть вздернут кверху, а губы его были толсты, выпирая вперед словно клюв утки. Он сидел молча, не сняв темно-зеленого заляпанного грязью плаща, и медленно отпивал из стоявшей перед ним кружки, уставив взгляд в никуда. Четвертый посетитель долговязый, крепко взбитый мужчина с квадратным, словно выточенным из камня лицом, и выпиравшим вперед подбородком, сидел за столом в центре залы, жадно поедая поданного ему жареного гуся. Скорее всего он был стражником в увольнение, который после тяжелой ночи, проведенной им в карауле, решил отдохнуть и подкрепится. Хотя одежда на нем была совершенно простая и не выдавала своего владельца, осанка и то, как он периодически надменно оглядывал залу и сидящих в ней людей, говорило о многом. Особенно его внимание привлекали двое рабочих, слишком громко и слишком много болтавших. Последним посетителем оказался щуплый старик, сидевший через стол от меня. Он, казалось, дремал, глаза его были полуприкрыты, а стоявшая перед ним бутыль с красным, словно кровь, дешевым вином была наполовину пуста. Он периодически разлеплял глаза и отпивал из бутыли, при этом морща свой узкий, крючковатый, покрытый оспинами нос.