В ту ночь Агнес не стала кричать на Бога и драматически отказываться от своей веры. Моисей мог ругаться, Иов мог трясти кулаками, и даже Иисус мог кричать на смоковницу, но она… она просто должна была принять это, как женщины всегда принимали такие ужасные вещи.
Зик умирал.
И Агнес, оставшись с ним наедине в палатке, должна была наблюдать, как он уходит.
Каждые полчаса Матильда проверяла жизненные показатели Зика, хмурясь все больше и больше, и возилась с капельницей, которая лила воду в его тело. В остальном она оставила Агнес наедине с горем.
Агнес поклялась довести дело до конца. Сидеть у постели Зика с достоинством и грацией. Это было последнее, самое лучшее, что она могла для него сделать.
Было уже около полуночи, шесть часов с тех пор, как он заснул. Мысленно она слышала, как пророк читает:
Она представила, как он помазывает ее брата елеем.
Мысленно она обратилась к плачущим верующим… и особенно к Бет. Даже в воображении ей было трудно смотреть сестре в глаза.
Бет не простит ей этого, и Агнес тоже не простит себе, даже если проживет сто лет. Но она все еще не понимала своей ошибки… Что она сделала не так?
Она вспомнила утро в пещере: испытание и зараженных волков. Для чего ее проверяли? Если ей не суждено спасти Иезекииля, то какова же ее судьба?
Она гладила его прохладный лоб, тихонько напевая. Его губы побелели, а глаза закатились во сне. Она молилась, чтобы это были хорошие сны… что он играет на лугу с Сэмом, что близнецы играют честно, и что он бежит быстрее, чем когда-либо.
Кто-то зашуршал тканью палатки.
— Агнес? — послышался голос Дэнни.
Она вздохнула, подумав: «Не сейчас». Но его голос дрожал от беспокойства, и она не стала его прогонять.
— Входи.
Дэнни расстегнул молнию палатки, впустив в нее лунный свет. Бенни, только что накормленный, трусил за ним. Кот поспешил к Зику — своему хозяину, распростертому на груде грязных спальных мешков — и свернулся калачиком у его головы.