– У тебя язык длиннее, чем у Лоберо, – сказал Джек, стараясь не засмеяться, поскольку Корра щекотала ему шею. – Она меня помнит! Невероятно!

– Еще бы она тебя не помнила! Разве забудешь того, кто таскал для нее булочки со смородиной? – сказала я.

Когда мы расположились в гостиной, окна которой выходили на Корт-стрит, бешенство крови отпустило Джека, уйдя вглубь. Сознавая, что в иерархии присутствующих он был самым младшим, Джек ждал, пока все не усядутся. Он согласился бы устроиться на полу вместе с Лоберо, но Мэтью постучал по диванной подушке:

– Джек, садись со мной.

В приглашении Мэтью ощущался приказ. Джек послушно сел, расправляя джинсы на коленях.

– Ты выглядишь лет на двадцать, – сказал Мэтью, надеясь вовлечь Джека в разговор.

– Да. Может, и на двадцать один, – ответил Джек. – Мы с Леонардом… Вы помните Леонарда? – (Мэтью кивнул.) – Мы с ним вычислили мой возраст, потому что я помнил Испанскую армаду. Естественно, никаких подробностей. Просто испуганных людей на улицах… тогда все боялись испанского вторжения. Еще я помнил сигнальные огни, а потом торжества по случаю победы. Чтобы все это помнить, мне в тысяча пятьсот восемьдесят восьмом должно было стукнуть не менее пяти лет.

Я быстро прикинула в уме. Значит, вампиром Джек стал в тысяча шестьсот третьем.

– Чума, – вслух произнесла я.

В тот год чума обрушилась на Лондон, безжалостно выкашивая жителей. На шее Джека, под ухом, я заметила пятно. Внешне похожее на шрам, оно было отметиной, которую оставила чума. Если пятно сохранилось и после превращения Джека в вампира, это означало, что Хаббард спас парня в последние мгновения его человеческой жизни.

– Да, – подхватил Джек, разглядывая руки, которые двигались сами по себе. – Энни умерла десятью годами раньше, вскоре после убийства мастера Марло в Дептфорде.

Я не раз задумывалась о дальнейшей судьбе нашей Энни. Я представляла ее преуспевающей швеей, открывшей мастерскую. Надеялась, что она вышла замуж за хорошего человека и у них появились дети. А оказалось, она умерла еще подростком. Жизнь Энни оборвалась, не успев по-настоящему начаться.

– Должен сказать вам, мистресс Ройдон: тысяча пятьсот девяносто третий был жутким годом. Умерших не успевали хоронить. Когда мы с отцом Хаббардом узнали, что Энни больна, было уже слишком поздно.

Чувствовалось, Джек до сих пор переживает смерть Энни.

– Джек, ты уже достаточно взрослый, чтобы называть меня Дианой, – мягко заметила я.

Джек молча вцепился в ткань джинсов. Мы ждали, когда он снова заговорит.

– Отец Хаббард взял меня, когда вы… уехали. У сэра Уолтера начались неприятности, а лорд Нортумберленд был слишком занят при дворе, чтобы возиться со мной. – Он искренне, с сыновней благодарностью улыбнулся Хаббарду. – Хорошие были времена. Я целыми днями бегал с ватагой ребят по лондонским улицам.