Ох.

Вот это поцеловались, называется!

И пока одна, очень маленькая, но очень вредная часть меня радовалась, что вот теперь-то он поймёт, каково мне приходилось всё это время, другая – более благородная, уже вовсю жалела моего несчастного жениха.

- Дункан… я же рядом. Я никуда не собираюсь пропадать. Обязательно тебе помогу. Хочешь, всю ночь буду за руку держать…

Я не договорила. Дыхание закончилось, а нового мне не дали. Мой медведь сдавил меня сильнее и выдохнул в ухо:

- Ты не понимаешь масштабов бедствия, сладкая. Кажется, на нас с тобой заклятие действует по-разному. Это тебе достаточно было за ручку. Мне… я хочу тебя так, что темнеет в глазах.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Вот теперь я понимаю, что чувствовал Совёнок, отправляясь прямиком в сердце бури.

Меня, как беспомощную маленькую птицу, так же штормит и кружит в вихре эмоций моего мужчины. От них накаляется и искрит грозовыми разрядами даже воздух между нами.

Это словно натянутая до предела тетива боевого лука, с которой вот-вот сорвётся стрела – и сейчас последний миг, когда её ещё можно удержать. Но не после. Не в момент, когда неумолимое железо ринется в путь, чтобы настигнуть жертву.

И мы замираем на излёте этого самого мгновения.

Глаза в глаза. Его короткий взгляд – пристальный, испытующий. Чтобы проверить, чтобы спросить, чтобы убедиться.

Я не отворачиваюсь.

Беззвучно звенит тетива рвущимися нервами.

Наш второй поцелуй… я даже не думала, что поцелуи бывают такими. Пьяными, дерзкими, бешеными. До головокружения, до боли в искусанных губах. Отрывая какие-то части души друг у друга. Путаясь в волосах торопливыми пальцами, дрожащими от желания обладать.

Второй незаметно стал третьим, третий – четвёртым, десятым, тысячным… я сбилась со счёта. Но мне и не нужно больше их считать. Они все мои.

Если я – лекарство, то не хочу, чтобы он выздоравливал.

Сталь и дубовые листья. Тону в его запахе. Немного пугает безумие в потемневшем, почти чёрном взгляде. Сильные руки сжимают до хруста костей. Жаль кружево, оно было красивое. А теперь обрывками у моих ног – как перья подбитой птицы.

Когда появляется шанс вздохнуть, набираю воздуху в грудь побольше. Жмурюсь, словно перед прыжком в ледяную воду. Голой спиной чувствую каждый выступ рельефной золочёной лепнины на стене.

В этой комнате – белой с золотом – всё кричит о роскоши и власти. Драгоценная клетка, в которой невозможно чувствовать себя в безопасности. Я никак, никогда, наверное, не смогу привыкнуть жить в месте, где столько людей. Кажется, что кто-то обязательно увидит или услышит. Даже звук нашего сбивчатого дыхания в ночной тишине – оглушающе громок для моего лесного слуха.