Они отстранились от меня, снова выставив вперед свое средневековое оружие, и Альбинос сказал:

— Мы ждем ответа.

Все мое естество кричало «Да!», но что-то сдерживало мозг, что-то мешало ему дать сигнал губам и связкам произнести вслух это простое слово. Белый прекрасно видел мою внутреннюю борьбу с самим собой, прекрасно знал мой ответ; ему не надо было даже напрягаться, все было выставлено напоказ. Он снова заговорил, наверное, желая помочь мне официально подтвердить очевидное.

— Ты станешь одним из нас. Равным среди равных. Между нами не бывает разногласий и ссор. Того, что ты испытал только что, хватает на всех с лихвой.

— А над нами? — Наконец выдавил я. — Кто будет над нами?

— Только один. Наш Закон. Великий и непостижимый. Строгий, если его нарушить, но неимоверно щедрый, если ему следовать. А нарушать его ты не захочешь, поверь.

Только их Закон. Строгий и щедрый… Или уже — Наш закон?

— Настя! — Неожиданно вспомнил я. — Я не могу без нее… Покажите ей тоже! Она согласится!

Альбинос не ответил. Такого поворота он явно не ожидал. Казалось, он был крайне недоволен. Стоял, сверлил меня глазами. А потом…

Блин, снова полезли в голову! Ладно, мне не жалко…

На этот раз обыск длился еще дольше. Отодрали плинтуса, обои и косяки дверей, передвинули всю мебель и даже вскрыли пол. Ничего не нашли, вроде успокоились, и вновь тишина. Долгая и мучительная.

А затем за моей спиной вспыхнул теплый родной огонек. А точнее, два огонька.

Я обернулся. Она стояла на пороге нашей хижины с ребенком на руках. В глазах плескался ужас. Настолько всеобъемлющий и дикий, что Настино лицо казалось маской, посеревшей и неживой. Ваня заплакал, а она все смотрела на меня и только на меня. Четыре непознаваемые сущности рядом были ею полностью проигнорированы. Именно я был причиной ее ужаса. Я стал для нее непознаваемой сущностью. Настя все почувствовала и осознала сразу. Осознала, но поверить не могла. Да я и не сомневался…

— Настя! — Я двинулся к ней, обходя провал в гранитной поверхности. Я произносил слова очень быстро и громко, почти кричал. — Подожди, ничего не говори! Не бойся, родная! Иди сюда, они покажут, и ты сразу все поймешь! Ты не представляешь, что это! Настя!

Она начала пятиться назад, инстинктивно отворачивая от меня ребенка, пока не уперлась в бревенчатую стену. Такого выражения лица я не видел ни разу в жизни, и, надеюсь, больше никогда не увижу.

Я был все ближе.

— Идем! — Громко сказал я, протягивая руку. — Идем, они тебе все покажут. Верь мне. Мы будем все вместе, понимаешь? ВМЕСТЕ!

Она не понимала. Бедная девочка сжалась в комок и тряслась, прижимая к груди Ваню, который уже орал на всю Ивановскую, чувствуя, что творится с его матерью. Потерпи чуть-чуть, пожалуйста. Это жестоко, но так надо…