Едва они вошли в хижину, обрадованная мать с плачем утащила Мэдж за занавеску, сплетенную из каких-то прутьев.

— Пусть поворкуют, — добродушно проворчал Рыжий. — Ну а как тут наша спасительница?

Иван подошел к Наташке. Лицо ее по-прежнему походило на маску. На лбу лежал пучок мокрой травы, а рядом стояла деревянная миска с водой.

— Я поставила ей компресс, — сказала из-за занавески Мэри. Что же мне делать, подумал Иван. И идти надо, и оставлять ее здесь не хочется…

— А я проголодался, — сказал вдруг Мозли, ходивший из угла в угол. — Уже вечереет… Мать! — заорал он. — Есть хочется! Ты кормить нас думаешь?

— Сейчас, — отозвалась жена.

Женщины вышли из-за занавески, взялись за посуду.

— Да готовить-то на улицу идите, — сказал Рыжий. — Нечего тут дымить!

Лицо его смягчилось, он широко улыбнулся, подошел к Мэри и с размаху хлопнул ее ниже спины. — Не трусь, старушка! — сказал он. — Все самое страшное уже позади.

Женщины ушли, вскоре с улицы потянуло дымком. Мозли сел за стол.

— Эх, грехи наши тяжкие! — проговорил он. — Что делать будем? Как ты думаешь?

Иван сел напротив.

— Когда она придет в сознание, — он кивнул на Наташку, — вам ничего не будет грозить.

— Это я уже понял, — сказал Мозли.

— А потом вам надо будет уходить отсюда, — сказал Иван. — Теперь это не опасно. Все дороги открыты…

— Нет, — оборвал его Рыжий. — Уходить отсюда ни к чему. У меня дела и здесь найдутся.

Бедный драный мундир, подумал Иван. Придется тебе менять хозяина.

— Я вот о чем думаю, — сказал Мозли. — Почему бы тебе у нас не остаться? Ты бы здорово помог.

И в самом деле, почему бы, подумал Иван. Вошла Мэдж, поставила на стол котелок с горячей похлебкой и вышла, стрельнув в сторону Ивана черными глазками.

— Чем не жена тебе? — спросил Мозли.