— Вот, посмотри! — говорит Коваленко, еще указывая в другую сторону: — Во-он пароходы!
И, действительно, я увидел голубые моря, вспененные винтами мощных гигантов, выбрасывающих тучи дыма…
— Все беженцы, как один человек, с разных стран — и на родину едут, — ликующе добавил Коваленко, — и жизнь же теперь будет!
Я ничего не успеваю ответить, потому что слышу еще один голос, зовущий меня… Это — Нина! Ну как я ее не заметил, если она тоже здесь!
Свежая, румяная, точно сейчас выкупали ее в утренней росе, с блестящими глазами, в том же светлом платьице, которое было на ней в день расставания, два года тому назад, — она еще раз перекрикивает весь этот гам:
— Андрюша!
Мчусь к ней, схватываю ее за руки и… неожиданно выпаливаю:
— Нина… а мне передавали, что ты в мое отсутствие с комиссаром сошлась… наших предавала!..
— И ты поверил? — Она звонко хохочет: — Ха-ха-ха!
— Ха-ха-ха, — начинаю я тоже хохотать.
Хохот, наполовину истерический, сотрясает все мое существо; в сонном видении происходят какие-то непонятные сдвиги; платформа со всеми пассажирами поднимается на воздух, над поездами, а последние проваливаются в какую-то глубь…
Кто-то трясет меня…
IV
IV
Открыв глаза, увидел Кострецова. Он старался меня успокоить:
— Тише!.. Ты уже разбудил меня — еще и других разбудишь! — шептал он над моим ухом.
Когда я окончательно пришел в себя, он спросил: — Что тебе приснилось?
Волнуясь, я начал было рассказывать, но Кострецов увлек меня на паперть храма, сказав на ходу, что в том месте, где мы только что спали, всякий шум мог причинить страдания людям, уже немало пострадавшим. Молча он выслушал мой рассказ, временами кивая, точно соглашаясь: так, мол, должно быть…
— Что же это все значит? Куда мы, наконец пришли? — закончил я вопросом. Кострецов уселся в нишу и совсем скрылся в тени. Одно время я видел только огонек его папиросы, — а затем ко мне стали долетать слова:
— …Мы в храме Снов… Это невероятно, но… разве один из нас уже не удостоился видения, доведшего его до радостной истерики?.. Мы — первые европейцы, посетившие это место… На мысль о существовании такого храма я натолкнулся в Египте, расшифровывая здорово выветрившуюся надпись на камне пустыни… В ней имелись указания на поклонников Тота, лунного бога, которые, в ущерб солнечному Ра, образовали отдельную секту, за что были изгнаны фараоном… Изгнанники удалились в страну, которая, судя по смутным данным, могла быть лишь нынешним Китайским Туркестаном. Здесь они соорудили храм, привлекавший паломников со всех концов мира, ибо все страждущие и обиженные судьбой могли видеть в нем сны, в котором воплощались все их желания, и восстанавливалось утерянное счастье…