Стало совсем не понятно, откуда Мухомор знал о существовании подобной пряди, если ее не было даже в официальном «Круге земном». А следы «карты» и самой саги терялись еще в 15–16 веках…
Машина выехало на плато.
«Ну, вот и он», — улыбнулся в душе Андрей.
Это был огромный черный обелиск неправильной формы, созданный, скорее всего, из диорита, и отдаленно похожий на тот, что изображал Стенли Кубрик в своей «Одиссее». Стены его были полированными и гладкими. А на ощупь казалось, что это вообще не камень, а кожа какого-то животного.
Вообще-то, вспомнилось Андрею, он где-то уже читал гипотетическом существовании неких докембрийских биот, полностью вымерших около миллиарда лет назад. Скорее всего, этот обелиск и есть нечто подобное вендской форме жизни.
Это был самый настоящий Камень Сейд. Не те смешные подобия, разбросанные по Северу Европы и Америки. Еще даже не видя его, Андрей начинал ощущать так называемое «пение», исходящее от Сейда. И теперь, стоя рядом с ним, он чуть ли не всем телом почувствовал странную энергию Камня.
Андрей оставил джип в паре метров камня и сел ждать связного.
«Думаю, тот скоро тут должен появиться», — решил про себя он.
Ему сейчас снова на память пришел последний разговор с Кутхом.
— Игнисомам, или как они там еще себя именуют, — сердито ворчал последний, — верить нельзя. Их этика совсем не такая, нежели людская. Разве можно о чем-то договариваться, к примеру, с акулой? Она либо тебя сожрет, либо, если ты покажешь свое превосходство, трусливо ретируется. А если ты будешь ей петь дифирамбы о человеколюбии и прочей ерунде, то кончишь жизнь калекой.
— Ты так полагаешь? — Андрей намеренно вступил с Кутхом в спор. — По-твоему их понятие добра и зла, справедливости…
— О чем ты говоришь! — Кутх замахал руками. — Черти — они и в Африке черти!
— Ты знаешь, европейцы тоже поначалу считали иные расы…
— Послушай, Велор! Они
Андрей промолчал.
— Ладно, попробую тебя убедить, — вздохнул Кутх. — Обрати внимание на тот факт, что человечество до сих пор не имеет какой-то одной общей системы морали. Наши цивилизации, народы и даже зачем далеко ходить — соседи, и те сталкиваются друг с другом, пытаясь навязать свои взгляды. И все же — некий стержень, некое химерное основание у нас есть. Мы все понимаем различие между добром и злом, понимаем, что значит долг, справедливость.
— Замечу, что у каждой, как ты сказал, цивилизации, эти понятия хоть и существуют, но отличаются…
— Это понятно, — махнул рукой Кутх. — Но вот этика игнисомов — абсолютна иная.