А Лизка, чертовка какая, разве поймёт она. Раз уж постирала, надо бы ее поблагодарить. Дальше уж сам, без ее участия.

Взгляд касается лежащего на старой тряпке и сушащегося оружия. Она и его помыла-а?!

— А-а-а! Лизка-а! А это что? Что ты наделала? Зачем же мое оружие? Зачем парострел мыла-а? А саблю-то зачем?

Девушка явно была в замешательстве.

— Сергий! Чтоб блестело! Одежу как твою застирала, смотрю, рядом оружье твое. Грязное оно какое-то. Сергий! — девушка даже обиделась: — Я ж только луковичкой прошлась да золой с маслицем. А шаблю твою полбяной мучкой с солью да яблочным оцетом натирала. Помыла и на солнышко сушиться.

— Да зачем оружие-то?

— Сергий! Я ж как лучше — Лизка от обиды прямо надулась, глаза ее увлажнились: — Помочь хотела! А ты!

И обидевшись на меня, гордо задрав свой прелестный носик, Лизка быстро побежала в дом, выделяясь коричневыми задниками чеботов. А я остался во дворе, в думах, что же мне со всем этим делать дальше. И чем смазать. И о том, что вправду матросы на дирижабле в разговоре трепались, про то, что бабу к оружию подпускать ну никак нельзя. И куда б его еще спрятать.

* * *

Эта звездная ночь, где ты и я

Эта звездная ночь, зовет меня

…

— Сергий, не крутись. Дай же намазать хорошенько. Еще немного и заживет, как на собаке.

— Да щекотно же.

— Терпи, паролетчик!

— Лизка, а скажи, что это тут за веники у вас развешаны.

— Сам ты веник. Это чернобыльник, трава наш дом от ведьм и злых духов защищает.

— Да ладно, неужели они есть?

— Не говори так, Сергий. Духи и домовые на нас обидятся, будут пакости делать. Правда, плохо не сделают. Но приятно не будет. Нельзя так с ними.