— Куда? — рыкнул он басом. — Завтра приходите, граждане.
— Завтра будет завтра. — Нифонтов привычным движением развернул удостоверение. — Нам сегодня надо.
— Стой, не убирай, — потребовал бородач, внимательно изучил удостоверение, тщательно сверив фотографию с оригиналом. Он даже вынул из кармана миниатюрный, но очень яркий фонарик, которым подсветил сначала красную книжечку, а потом — лицо Николая. — Вроде нормально. Поймите правильно, дело такое.
— О чем речь, — с ноткой уважения произнес оперативник. — Так и надо. Что, шастают разные?
— Не то слово. — Кладбищенский служитель достал из кармана сигареты и зажигалку. — Гонять устали. Цветочники, «обходчики», готы, сатанисты, просто психи. Зимой-то поспокойнее, зимой холодно, им это не нравится. Но летом — это что-то. Фарух, куда ты мешок с песком понес? Вон Азамат посыпает дорожку, к нему тащи!
— А кто такие «обходчики»? — заинтересовался я.
— Алкаши, — рокотнул бородач. — Люди приходят, близких поминают, стаканчик им наливают и на могилке оставляют. А «обходчики» его потом выпивают. Дело, в принципе, не страшное, где-то даже хорошее, вроде как помин души. Но какие же у них за территории войны бушуют при этом! Все делят участки, кому с какого урожай снимать, морды друг другу бьют, коалиции основывают. А мы их гоняем, да все без толку. Иные же, которые и у нас, и у своих в «черном» списке, вообще приспособились по ночам шастать.
— Всюду жизнь, — философски заметил Николай. — Даже на кладбище.
— У нас тут ее хоть отбавляй, — хохотнул бородач. — И тут и там.
Он сначала показал на своих рабочих, а после — на темную аллею, за которой начинались владения мертвых.
— При воротах кого оставляете? — уточнил Нифонтов. — Мы тут до утра бродить не станем, через часок-другой обратно пойдем. Выпустят нас?
— А как же. — Кладбищенский служитель утвердительно мотнул бородой. — И здесь есть дежурный, и на том выходе — тоже.
Казалось, он совершенно не удивился тому, что нас за каким-то лешим несет побродить ночью среди могил. А может, и на самом деле не удивился. Место у него такое, что ко всему привыкнуть можно.
Нифонтов выслушал его, кивнул, помолчал секунд пять, изучающе глядя на собеседника, а после спросил:
— А сухого дерева тут нигде нет? Очень старого, которое спиливать никак нельзя?
— Вот, — удовлетворенно произнес бородач. — Так и знал. Есть у меня дар предвидения. А жена все смеется надо мной, чудиком называет. Вы, стало быть, к нему? Ну не знаю, не знаю, я бы поостерегся. Сегодня на той стороне кладбища человека на куски… А-а-а! Вы, значит, по этому поводу?