Поднимаясь по сбитой в пыль гусеницами и колесами тракторов грунтовке, Угорь не видел Денисова, но смятение и боль пожилого человека таким ощутимым, густым и вязким потоком стекали с вершины, что последние метры Евгений преодолел с большим трудом и на площадке перед обрывом возник взмокший и обессиленный.
Денисов, не шевелясь, смотрел куда-то вдаль, за реку, в черноту, которую образовали слившиеся с небом холмы. Вспоминал ли он, как зимой по одному из них ползла в промерзшую тайгу едва заметная точка трактора, которым управлял Крюков? Или, может, пытался сквозь пространство дотянуться мысленно до своего зятя, образумить, заставить вернуться? Или, может, винил себя в том, как страшно и бесповоротно изменилась судьба дочери в памятный день, когда, приехав из города, он сообщил ей, в чьем доме мечется в беспамятстве Николай, той же ночью впервые шагнувший в Сумрак?
Евгений не мог бы назвать себя сентиментальным и впечатлительным, но сейчас, на обрыве над рекой, глядя на темный силуэт с ссутулившимися плечами, он оказался буквально парализован жалостью к своему пожилому другу. Прохладный августовский ветер взъерошивал седые волосы, лениво, без плеска двигалась внизу вода, предательски прятался во мраке таежный простор, а неба, наоборот, было слишком много; и спал за подковой елок многолюдный Светлый Клин, а этот человек сейчас остался совсем один; он взвалил всю боль себе на плечи и притащил ее сюда, на кручу над бесшумной бездной, под настырные яркие звезды.
– Федор Кузьмич… Федор Кузьмич!.. – потрясенный, шепнул Евгений, не столько привлекая внимание, сколько умоляя ожить, поделиться давящей тяжестью.
И только произнеся эти слова, Угорь обнаружил, что тишина не была абсолютной – Федор Кузьмич что-то бормотал себе под нос, и до дозорного донеслись обрывки фразы:
– …Расчетливо и своевременно…
– Что? – оторопел он.
– Я говорю, в кино кавалерия завсегда опаздывает, – не оборачиваясь, повысил голос Денисов. – В итоге все равно успевает разгромить врага, но главная трагедия в фильме к тому моменту уже приключилась. Мне подсказали, что энто называется «режиссерский ход». Для переживательности. – Он наконец зашевелился, на темном фоне возникло белое пятно – повернул к Евгению лицо, взмахнул рукой. – Я бы предложил тебе присесть рядышком, Евгений Юрьич, да земля в эту пору быстро остывает, уже, чай, не июль месяц.
– Федор Кузьмич, о какой кавалерии вы…
– Ты не гоношись, Евгений Юрьич, не тараторь. Погляди вокруг для начала! Вишь, какой покой, какая тишина? В такую минутку нельзя суетиться. Сказал слово – помолчи. Сказал два – закуривай.