Светлый фон

Вирр волновался.

Два часа над ним прокудахтал дворцовый портной – старикана при виде одетого в лохмотья принца чуть не хватил удар. А до того несколько слуг искупали Вирра – само по себе испытание не из приятных. Волосы ему остригли по последней городской моде. Пробившуюся после Триндара щетину превратили в аккуратную узкую бородку. Затем на него обрушили град последних новостей из Каландры – вряд ли он сумел бы что-нибудь вспомнить, возьмись кто его выспрашивать. Впрочем, для начала хватит и этого – в ответ на слишком заковыристые вопросы можно было сослаться на усталость.

Теперь он ждал встречи с семьей: отцом, матерью и младшей сестрой. И сам не знал, предвкушает ли радость или боится. Не изменились ли они за эти три года? Примут ли его, как принимали раньше, или время затенило их взгляд на сына и брата?

Вирр в который раз подергал рукава, хмуро глянул на кружевные манжеты. Тело, кожа отвыкли от подобных костюмов. В них Вирр вновь почувствовал себя ребенком, которому одежду выбирают другие.

Услышав, как открылась дверь, он съежился. Резко обернувшись, увидел в дверях знакомую фигуру отца в голубом плаще, сзади выглядывали мать и Делдри. Мгновение все ошеломленно молчали, словно не ожидали увидеть друг друга так близко.

Потом картина ожила: отец бросился к нему, стиснул так, что из груди вырвался смешок. Элосьен всегда отличался сдержанностью… Такое проявление чувств было неожиданным, хоть и приятным. Скоро к объятиям присоединились Делдри и Гелдара – мать, обнимая сына, раз-другой всхлипнула.

Вирр не удержался от улыбки. Как ни страшился он возвращения, а по родным-то соскучился – даже по отцу, с которым никогда особо не ладил.

– Рад вас видеть, – проговорил принц, когда объятия наконец распались.

Гелдара любовно улыбнулась сыну, утерла глаза. – Мы скучали! – она отступила, рассматривая его. – Каландра пошла тебе на пользу, Торин. Ты окреп, поздоровел.

Вирр кивнул, все еще улыбаясь, хотя от слов матери что-то больно сжалось у него внутри. Матери и сестре не сказали, где он был, – они до сих пор не знали.

– Последние несколько лет были более чем полезными, – не кривя душой, сказал он. – Вы получали мои письма?

– Получали! – в голосе Делдри прозвучал упрек. – Мог бы, между прочим, хоть иногда рассказывать о сражениях!

Отец и мать не особенно переменились, разве что глаза смотрели устало, да у матери седины прибавилось в волосах – а вот Делдри стала совсем другой. Пухлая, как херувимчик, девятилетка уступила место стройной, уверенной в себе девушке, такой высокой, что ей не приходилось задирать голову, заглядывая в глаза брату.