Долгое мгновение сменилось очень скорым бегом событий.

– Что творишь!.. – ахнула Равдуша. Устремилась вперёд, спасать Летеня от нерадивого сына. – Опять раны развередил, мозг ушами течёт!..

Светел кубарем свергся с гордых высот. Дитё бездельное, от рук отбоиш. Какая дружина тебе, какое что… Гусли жалобно тренькнули, он отдёрнул их, шарахнулся сам. С гневными слезами скверные шутки. Как выхватит досадное орудьишко, как в стенку метнёт!

Может, Равдуша и хотела так поступить, но вперёд её рук поспела костлявая пятерня. Поймала запястье Светела, сжала на удивление сильно. Потянула обратно. Притиснула деревянный открылок к толстой кости за ухом.

– Гуди, малый… что перестал?

Светел покосился на мать. Равдуша стояла, прижав ладони ко рту.

Скверно это, когда семье за столом не собраться. Из рук вон скверно.

Если каждый сам по себе, и стол не престол, и дом не храм.

Присев у печи, Ерга Корениха смотрела на внуков, чинно опускавших ложки в горшок. Светел давно и по праву держал за столом великое место. Хозяин, кормилец! Жогушка, как надлежит младшенькому, – в самом низу. Равдуша осталась в малой избе. Мало ли что Летень улыбаясь заснул. Вдруг с той же улыбкой совсем дышать перестанет?

Так когда-то сама Ерга над мужем сидела. Забега́ли дружные внуки, льнули к слёгшему деду. Единец глаза открывал… всё реже и реже. Ни дня в жизни он не праздновал, не складывал рук. Прилёг вот отдохнуть наконец.

Вчера было дело. Только вчера.

Садился во главе стола могучий сын. Своих сынов подзывал. И нерушимо крепок был дом. Чего старой бабке ещё ждать, чего желать? Разве правнукам в глазки ясные заглянуть?

Дождалась. Пожалела, что мужа одного к родителям отпустила.

Не засиделся любимый сынок на лавке дубовой. Споткнулся. Ушёл, словечка последнего не сказав.

И Скварушка двенадцатилетним себя помнить велел.

А назавтра что будет?

«Замешкалась на свете старуха. Пора честь знать. Может, внука на мостике догоню…»

– Бабушка… Не журись!

Корениха вздохнула, очнулась. Жогушка смотрел снизу вверх. Впрозелень голубые глаза, подвижные брови домиком, жалостным и смешным. Только левая без поперечной зарубки. И старшенький рядом. Совсем возмужалый. Скулы веснушками облепило, в жарых кудрях сияние от лучины… Сама жизнь…