Светлый фон
Жители окраинных земель полагали, будто в коренной Андархайне текут молочные реки с кисельными берегами. Тщета зависти! Небеса карали андархов недородом и скотьей погибелью нисколько не реже, чем племена дикарей. В один моровой год, когда лишние рты впору было уводить подальше в чащобу, отчаявшиеся родители продали сына-подростка перехожим кувыкам. Ватажка слепых певцов взяла мальчонку поводырём. Скоро Галуха привык нести верёвочную лямку через плечо, опираться на посох-попирашку с навершием из шкуры ежа – для защиты от деревенских собак. Выучился дёргать струны уда, петь песни нищих: старины, жальные, заздравные.

Кувыки заходили в городки и деревни. Славили рождения и кончины. Принимали подаяние, не всегда изобильное, не от излишества, но с голоду не погибнешь.

Кувыки заходили в городки и деревни. Славили рождения и кончины. Принимали подаяние, не всегда изобильное, не от излишества, но с голоду не погибнешь.

Однажды на мосту через речку их догнали верховые.

Однажды на мосту через речку их догнали верховые.

Галуха так никогда и не узнал, кто были те люди, почему с лютой яростью обрушились на безответных слепцов. Может, ватажка перед этим пела на свадьбе, а молодая оказалась «нечестной»?.. Юный Галуха, тощий и быстроногий, спасся лишь тем, что сразу вывернулся из лямки и проворным зайцем кинулся в лес.

Галуха так никогда и не узнал, кто были те люди, почему с лютой яростью обрушились на безответных слепцов. Может, ватажка перед этим пела на свадьбе, а молодая оказалась «нечестной»?.. Юный Галуха, тощий и быстроногий, спасся лишь тем, что сразу вывернулся из лямки и проворным зайцем кинулся в лес.

Ему казалось, он мчался целую вечность. На самом деле, вероятно, покрыл не больше версты. И… выскочил к стоянке жрецов-мораничей, ученика и учителя.

Ему казалось, он мчался целую вечность. На самом деле, вероятно, покрыл не больше версты. И… выскочил к стоянке жрецов-мораничей, ученика и учителя.

Когда они вернулись к месту нападения, живых там уже не было. Нищие певцы лежали в ряд на обочине. Горло у каждого было рассечено до позвонков, длинные бороды торчали бурыми колтунами.

Когда они вернулись к месту нападения, живых там уже не было. Нищие певцы лежали в ряд на обочине. Горло у каждого было рассечено до позвонков, длинные бороды торчали бурыми колтунами.

Это зрелище врезалось в его память, навсегда став образом страха.

Это зрелище врезалось в его память, навсегда став образом страха.

Он остался с двоими жрецами, в которых видел защитников. Пел моранские хвалы, то возвышенные, то озорные… а думать первое время мог лишь о том, сколь уязвимо для лихого клинка его горло, полное звуковых дрожаний. Вот сейчас захолодит шею сталь. Вдвинется под ухо. Обратит изысканные переливы безобразным свистом и бульканьем…