В рубинах застыли крошечные тельца бабочек, как окаменелости в янтаре.
Я качаю головой.
– Наверняка ты тут единственный, кто додумался надеть штаны с гульфиком. Обязательно надо привлечь к себе всё внимание, да?
– Уверяю тебя, это только начало.
Мы с мамой одновременно закатываем глаза, и ухмылка Морфея делается шире. Потом мы, все трое, достаем из багажника спортивные сумки, набитые разными вещами, и шагаем к задней двери.
Джеб уже там – он держит дверь открытой. Он зловеще красив, со своей поддельной паутиной, пыльными разводами и стратегическими прорехами в смокинге, сделанными Дженарой. В темно-синем пиджаке с застежками-петлями он кажется еще шире и выше, просторные брюки подчеркивают мускулистые бедра. Фиолетовая рубашка и полумаска в тон подходят к оливковой коже и темным волнистым волосам. Глаза Джеба кажутся зелеными в серую крапинку. Атласный галстук с восточным узором сочетает все эти цвета.
Он выбрит и с лабретом в виде кастета, но это не ради меня. Просто Джеб собирается драться с зомби.
– Джеб…
Он смотрит в сторону.
– Поживее. Надо кое-что обсудить.
Он обращается к нам как к единому целому, и это сродни пощечине. Джеб до боли близко, и я никуда не хочу идти. Морфей обвивает меня рукой, чтобы стронуть с места, и Джеб смотрит на его ладонь там, где она касается моего тела, а затем отводит взгляд, так крепко стиснув зубы, что они чуть не трескаются.
Мы кладем вещи на деревянную скамейку рядом со шкафчиками. Джеб открывает сумки, чтобы проверить, всё ли на месте, и одновременно излагает свой план.
– Игрушки нельзя убить. Обездвижим их и загоним обратно. Для этого нужны сетки.
Он достает рации, проверяет и бросает нам.
– Разделимся. Жучара со мной, а вы вместе. Связь с напарником держите по рации.
Рация не больше мобильника, и я прячу ее в декольте.
– Вокруг танцпола стоят огромные деревья в кадках, – продолжает Джеб. – Как настоящий лес. Будет трудно что-нибудь сквозь них увидеть.
Он достает очки для ночного видения и пейнтбольные ружья, смотрит на нас и хмурится.
– Я же сказал – четыре комплекта очков.
– Больше не было, – отвечает мама.