Мы с Джебом до конца жизни прожили в Плезансе. Мама и папа часто гостили у нас, если только не уезжали в Лондон к Скеффингтонам. Не буду перечислять другие подробности: сколько детей у меня родилось, сколько племянников и племянниц подарили нам Корбин и Дженара, сколько лет было Джебу, когда он умер. Я хочу лишь сказать, что наша смертная жизнь дала мне всё, на что я надеялась, и даже больше. Когда смерть начала забирать членов моей семьи, одного за другим, в душе всё равно была радость: драгоценные воспоминания и смех оставались висеть на стенах моей памяти, как бесценные произведения искусства.

Я добилась известности своими мозаиками, а Джеб прославился головоломками, такими затейливыми и замысловато сделанными, что их даже сравнивали с машинами Руба Голдберга. Хотя настоящее наследство, которое он оставил детям и внукам, заключалось не в богатстве и не в наградах, которые он получил за свой инженерный талант. Главное – это его нежность, чувство юмора и безграничная любовь.

Мы с мамой хотели, чтобы наши потомки жили нормальной жизнью, которая не досталась нам. Я заглушила голоса насекомых и цветов в их ушах, просто отдав приказ – это право дала мне магия короны. И все-таки я оставила детям и внукам возможность наткнуться на память о Стране Чудес – сотни мозаик с загадочными и причудливыми пейзажами, а также коробку, полную сокровищ, включая карту и ключ. Я всё спрятала на чердаке, на тот случай, если они захотят поискать ответы. Может быть, они решат, что это старческий маразм. Или поверят в то, что увидят, и сделают шаг в неведомое, точь-в-точь как я сама – и одна любопытная девочка по имени Алиса. Я буду ждать – и радостно приветствую их, если они решатся…

Покинуть своих родных – очень, очень трудно. После иллюзии смерти мое путешествие вниз по кроличьей норе больше напоминает прыжок, чем падение. Морфей помогает мне приземлиться. Он берет меня за сморщенную, потемневшую от старости руку и поцелуями стирает слезы с лица дряхлой, хрупкой, седоволосой женщины, в которую я превратилась. Он не морщится и не вздрагивает, поскольку видит то, что скрывается за всем этим. Он знает, какова я изнутри. Морфей видит правительницу, которую растил в моих снах с самого детства – правительницу, знакомую с хаосом и хитростью, но обладающую мудростью.

Он возлагает на меня корону, и мои волосы делаются гуще и светлее, как в юности. Их наполняет магия. Кости, кожа, мышцы выравниваются и выпрямляются, делаются упругими и сильными. Появляются крылья.

Мне снова шестнадцать.

– Я дам тебе время погрустить, – шепотом говорит Морфей, но желание, горящее в его глазах, намекает, что долго терпеть он не намерен.