– Людей-то, людей-то сколько, поди, сгорело… – покачал головой Василий Ярославович. – Не счесть.

Спустя два дня в путевой дворец пришли от московских воевод первые доклады. Ко всеобщему изумлению, в пожаре, дочиста истребившем стотысячный город, погибло всего тысяча семьсот человек[57]. То есть каждую жизнь, конечно, было жалко – но все ожидали, что окажется намного хуже. Разумеется, десятки тысяч семей остались без крова – но леса вокруг в достатке, новые дома мужики отстроят. Были бы руки целы – остальное приложится.

Никаких волнений не замечалось. Опечаленные горожане потихоньку разбирали еще дымящиеся остовы зданий в надежде найти хоть что-то, уцелевшее под толстым слоем углей. Андрей уже начал сомневаться в предсказании зеркала Велеса – как вдруг из Москвы примчался гонец от воеводы Куракина. Письма он никакого не привез, лишь тяжело выдохнул:

– Смута в городе. Глинских бьют. Анну сербскую[58] уже побили до смерти вместе с дворней да и в угли горячие закопали, князей Юрия и Михаила Глинских зарезали на площади. Чернь кричит, сюда идти надобно – прочих Глинских добивать. Сказывают, многие здесь попрятались.

Встреча с гонцом произошла в небольшой горнице за сенями, куда Андрей прошмыгнул вслед за посыльным, а Иван Кошкин и еще несколько бояр и князей вышли вместе с правителем.

– Вот и дождались, – выдохнул Зверев. – Боярин Кошкин, твои люди в броне? Коней седлайте, надо душегубов на дороге, на подступах встретить. Таранным ударом стопчем, и дело с концом.

– Да как ты смеешь речи такие вести?! – хлопнул ладонями по подлокотнику кресла юный царь. – Там же люди живые идут, подданные мои! Они под длань мою Господом отданы, любят меня, и я так же, согласно заветам Божьим, к ним должен быть милостив.

– Они не с любовью, государь, они с сулицами идут, с мечами и щитами воинскими.

– Я государь! – гордо вскинул подбородок правитель. – Я выйду им навстречу! Я усмирю их одним своим словом! Увидев меня, они опустятся на колени, заплачут от умиления и прощения испросят.

«Книжек обчитался, – всплыли в памяти Андрея слова Ивана Кошкина. – Похоже, так оно и есть».

– Боярин, – царь ткнул Кошкину пальцем в грудь, – коли хоть капля крови русской ныне прольется, на тебя проклятие свое наложу, тебе за то ответ держать придется!

У Зверева появилось острое желание послать этого малолетку, строившего жизнь согласно правилам дамского романа, куда подальше и уехать, оставив его наедине с толпой. Однако смерть Ивана Четвертого навсегда закрывала ему путь домой, а потому, скрипнув зубами, Андрей лишь попросил: