Вот только если в актера на экране выстрелят или, там, ножиком ткнут, кровь потечет у того несчастного в первом ряду. Все по-честному, без дураков.
Потом я просыпаюсь, и он перестает быть. А я начинаю.
В ту ночь, когда он решил сбежать, я тоже его видел. На стройке, за школой.
Он сидел на краю бетонной плиты. Тощий, оборванный. У него почти мое тело и почти мое лицо. Голос, повадки, привычка ерошить волосы на затылке. Только злость и невероятная живучесть – собственные.
Смотрел вниз с высоты четвертого этажа.
Я мысленно умолял его не прыгать. Дико не хотелось в больницу.
Он и не собирался. Возвращаться – тоже. Не знаю, что за сила тащит его ко мне в момент пробуждения. Но тогда он сумел с ней совладать.
Я видел его, а потом перестал. Экран погас. Музыка, титры…
Я не проснулся. Ни в то утро, ни на следующее.
Открыл глаза спустя двое суток. В своей собственной постели. Выходные, родители на даче. Обо мне даже не вспоминали. И слава богу.
Если бы они оказались дома и стали меня тормошить, я бы не проснулся никогда.
Целых двое суток Игни боролся со мной. Но все же вернулся. Феномен ходячий.
После, в отместку, я не спал три ночи подряд. Глючило страшно. В школу таскался, как чертов зомби, на автопилоте, литрами глотал кофе и все свободное время тупил в Интернете. Но не ложился. Решил: раз он смог, значит, и я смогу.
Отомстил… Больше себе, чем ему. Потерял сознание на остановке, неудачно упал, башкой долбанулся…
Мы вообще многое понимали случайно…
Я не знаю, о чем он думает. Сплю, вижу картинки – и только. Зато он словно живет в моей голове. Словно? Ха, он действительно там живет. И это бесило и бесит меня гораздо сильней того, что мы чертовски неравноправно друг о друге информированы.