Когда он спас меня, еще нерожденного, от смерти, то как бы взял мою жизнь в кредит. Теперь он должен расплачиваться – ими, Есми.
Каждую ночь возвращать долги.
Я живу, пока он платит. Он живет, пока он платит. Все чертовски запутано.
Живу и не знаю, что он выкинет в очередной раз. Есми он выносит лихо, что и говорить, каждую ночь наблюдаю этот экшн.
А что, если Игни убьет обычного человека? Случайного прохожего? Спящего на остановке бомжа? Студента после вечеринки? Девушку, спешащую домой от подруги?
Ты никогда от этого не отмоешься, Антон Князев. В жизни не докажешь, что невиновен. Пойдешь по статье за особую жестокость. Сядешь – и будешь сидеть. Если вообще сможешь жить дальше.
Хотя нет. Изложишь все вышесказанное – получишь шанс отделаться принудительным лечением.
Дурацкая шутка, понял.
Есть еще кое-что. О чем вообще лучше не размышлять, если не намерен лезть в петлю прямо сейчас.
Игни – неживой. До недавнего времени я не задумывался о том, что у него могут быть… э-э… потребности, свойственные обычным людям.
Проще говоря, что
Как оказалось, вполне. Правда, в тот единственный раз все произошло по взаимному согласию – что чувствовал при этом Антон Князев, разумеется, не волновало ни Игни, ни его случайную подружку, – но это новое знание о сущности «ночной души» оказалось для меня полной неожиданностью.
И вот тут меня передергивает по-настоящему.
Ирония в том, что выход Игни из-под моего контроля и правда был неизбежен. По причине, которую невозможно предугадать. Слишком изощренно. Слишком жестоко. Слишком… Больно, черт, да, именно так.
Эту причину назвала мне Наставник. Уберегла от беды нас обоих. Меня и Игни.
– А почему именно «наставник», а не «наставница»? – поинтересовался я во время одной из наших встреч, когда она в очередной раз обругала меня за логичную попытку обозначить ее в женском роде.
– Потому же, почему «продавец», а не «продавщица». Хотя, кому как. Некоторым и «продавщиха» сойдет.