– Мам, а потом?
– Промучилась я недели три и думала уже, что настало мне время умирать. И подруга куда-то пропала. Нет и нет, да и не до нее мне было. Я с температурой под сорок, имя свое едва вспоминаю… а она мне во сне привиделась. Отец еще, как назло, в ту ночь в наряд заступил. И кажется мне, будто приходит она, на диван садится и стихи свои читает. Спокойная такая. И говорит: «Я знаю, как тебе помочь, но ты взамен пообещай мне кое-что. Так, пустяк. Тебе ведь имя мое нравится? Вот и назови свою дочь, как меня. Да не волнуйся – все пройдет, пройдет…» а я и во сне понимаю, что брежу. Дочь? Какая еще… «Обещаю! – кричу. – Только помоги! Пожить еще очень хочется!» Кивнула она мне – и вышла, дверь за собой захлопнула. Дальше темнота, ничего не помню.
Мама замолчала, положила руку на сердце. Она и сама невысокая, худенькая. Но не на поэтессу похожа, а на человека, который много и тяжело работает. Одевается во все черное, косметикой не пользуется, волосы стягивает на затылке в старомодный пучок. Поэтому кажется старше, чем есть на самом деле.
Отдышавшись, Ангелина Власовна продолжала:
– Наутро я первым делом в городскую поликлинику бросилась. И узнала, что ребеночек у меня будет… а подруга та моя в ту же ночь, сказали, померла.
Ника всей спиной почувствовала дуновение холода. Как сквозняк из окна, только это был совсем не сквозняк.
– Вот до сих пор иногда думаю, во сне ли ее видела, или она правда приходила ко мне. Перед смертью.
– Так ее Вероникой звали?
– Нет! Говорю же – не спрашивай. Не сдержала я обещания. Не стала живую тебя в честь нее, мертвой, называть. Да и вообще о той истории не вспоминала. До тех пор, пока
«Все это». Словосочетание, которым они с мамой обозначали несколько лет ада семьи Бородиных. Глянцевую кафельную плитку, белые халаты, таблетки и уколы. «Все это» началось, когда Нике исполнилось семь, и закончилось в десять. Из-за «всего этого» от них ушел папа. Не выдержал того, что его любимая дочь – сумасшедшая и лечится у психиатра.
И страшно кричит по ночам. А утром ничего не может вспомнить.
Это была правда. Ника до сих пор не знала, что именно видела в тех детских снах. Три года, покрытых тайной кошмара. И ни психотерапия, ни гипноз, ни лекарства не могли вытащить ее оттуда.
До тех пор пока мама не начала гадать.
– Камни… – Внезапная догадка взволновала Нику. – Твои камни были с могилы той женщины, верно?
– Да. Поеду завтра. Одним днем обернусь. Только туда и обратно.
Туда – это в Черневский Труд, догадалась Ника. Без камней мама не сможет гадать. Значит, денег у них снова не будет.