Дом под номером шестнадцать на Чейн-уолк, где живет Вулси Скотт, во время описываемых в книге событий снимали Алджернон Чарльз Суинберн, Данте Габриэль Россетти и Джордж Мередит. Они стояли у истоков движения эстетов и жили по принципу «Искусство ради искусства» (или «L’art pour l’art» — девиз, выгравированный на кольце Вулси).

Опиумный притон в Уайтчепеле, столь тщательно разыскиваемый почитателями таланта Шерлока Холмса и любителями готического романа, вряд ли когда-либо существовал. Я заменила его притоном, где продавались демонические наркотики. Никто не знает, есть ли они на самом деле, но обратное тоже пока не доказано.

Тем же, кому интересно, что сказал Уилл Тессе перед балом в Чизике, поясню: «Caelum denique!» — боевой клич крестоносцев, означавший «Наконец-то в рай!».

Мама, папа, сестренка!

Мама, папа, сестренка!

Сегодня мой семнадцатый день рождения. Знаю, что писать вам нельзя — Закон это запрещает. Знаю, что это письмо вы не прочтете никогда — я порву его, как только закончу, как и все остальные письма, что писал вам последние пять лет. Но я все равно пишу вам каждый год именно в этот день, чтобы отметить так свой день рождения. Будто хожу на могилу любимого человека в день его смерти — разве мы не умерли друг для друга?.. Проснувшись сегодня утром, вспомнили ли вы, что в этот день семнадцать лет назад у вас родился сын? Думаете ли вы обо мне и о том, как мне живется в Институте? Вряд ли вы можете представить себе мою новую жизнь. Здесь все совсем по-другому. Я вспоминаю наш дом в горах, огромное синее небо и бескрайние зеленые просторы. Здесь все черное, серое и коричневое, а закаты расцвечены смогом и кровью.

Беспокоитесь ли вы за меня — ну, что мне одиноко или холодно? Мама, ты всегда следила за тем, чтобы я не мерз и не гулял под дождем без шляпы. А здесь никому нет дела до таких мелочей: когда постоянно рискуешь погибнуть в схватке, простуда уже не имеет никакого значения.

А знаете, когда вы приехали за мной в тот день, я слышал вас. Я забрался под кровать и заткнул уши, чтобы не слышать, как вы плачете и зовете меня. Но я все равно слышал. Я до сих пор помню, как мать звала своего сыночка. Я искусал пальцы в кровь, но не вышел. Наконец Шарлотта убедила вас уйти. Думал, вы еще вернетесь, но вы ушли навсегда: все Херондэйлы — неисправимые упрямцы. Помню, как вы вздыхали с облегчением после визитов члена Совета, что спрашивал меня, не желаю ли я присоединиться к нефилимам и оставить семью. Каждый раз я говорил нет и отсылал его прочь. А ведь путь битв и славы всегда прельщал меня, ибо защищать — наш долг! Это у нас в крови: зов серафима и стило, знаков и чудовищ.