Подошел мальчик с разносом, полным крошечных морских ракушек. Некоторые из них были нанизаны на нить, как бусы. Я долго стояла, разглядывая их. Некоторые были скручены в конусы, а другие походили на ложечки с фигурными краями.

— Би, — сказал отец, не вытерпев, — это просто ракушки, которых полно на любом пляже.

— Я никогда не видела океана и не гуляла по пляжу, — напомнила я.

Пока он размышлял об этом, Риддл зачерпнул горсть ракушек и высыпал их в мои ладони.

— До тех пор, пока ты не сможешь прогуляться по пляжу с сестрой и не наберешь столько, сколько захочешь, — сказал он мне.

Потом они оба рассмеялись над моим восторгом, и мы пошли бродить дальше. В наспех построенной палатке отец купил мне сумку, как у мамы, чтобы я сложила туда свои вещи. Она была соткана из ярко-желтой соломы, с крепким ремнем, который я перекинула через плечо. Мы тщательно уложили в нее все мои покупки. Отец хотел сам понести ее, но мне было приятно ощущать вес моих сокровищ.

Когда мы подошли к маленькой рыночной площади, заставленной прилавками ремесленников и лавочников, отец дал мне шесть монеток и сказал, что я могу купить, что мне захочется. Для Кэфл я купила связку блестящих черных шариков и длинный кусок синего кружева. Я была уверена, что ее обрадуют такие подарки. А себе я взяла маленькое зеленое кружево для воротничка и манжет, в основном для того, чтобы порадовать Кэфл тем, что выполнила ее желание. А в конце я купила небольшой мешочек для денег и привязала его к своему поясу. Я сложила в него последние две монетки и медь и почувствовала себя очень взрослой. На улицах стояли и пели люди, смешивая свои голоса под летящим снегом. Какой-то толстяк устроился между домами и окружил себя таким ярким светом, что большинство людей едва могли разглядеть его, и быстро отводили глаза в сторону. Я видела парня, жонглирующего картошкой и девушку с тремя ручными воронами, которые делали трюки с кольцами.

Улицы были слишком многолюдны для такого холодного дня. В переулке между зданиями серьезный кукольник с помощью учеников раскладывал палатку для представления. Мы прошли мимо трех музыкантов с красными щеками и алыми носами, играющих на трубах под укрытием из вечнозеленых растений. Снег усилился, с неба посыпались пушистые хлопья. От него заблестели плечи отца. Мимо нас прохромали трое нищих, выглядевших очень несчастными. Риддл дал каждому по медяку, и они пожелали ему счастья голосами, резкими от холода. Я посмотрела им вслед, а потом перевела взгляд на жалкого одинокого нищего, примостившегося на крыльце лавки чая и специй. Я обняла себя за плечи и задрожала от его слепого взгляда.