Жду завтра, с первым лучом солнца. Сообщи мне, как только что-то узнаешь.

Обязательно. Я почувствовал, как она отстраненно размышляет. Помнишь, когда ты стал волком и пришел ко мне? раздался шепотом в моей голове.

Те ее чувства ветром ворвались в наши мысли. Она воображала меня загадочным, сильным, идеальным. Я почувствовал боль от того, что теперь стал таким обыкновенным для нее.

Помню.

Ее Скилл впервые проявился в способности управлять снами, своими и чужими. Я вспомнил ее стеклянную башню и платье из бабочек.

И я помню Сумеречного Волка. Я знала, что он будет охотиться на того, кто напал на его стаю. Я знала, что ты снова станешь им, если надолго останешься один. И молчание, будто она думает о слишком личном. Я чувствовал ее неприятие. Это оказалось больно. Я хотела узнать ее лучше! внезапно пронеслось во мне. Хотела проводить с ней больше времени. Я всегда думала, что нам его хватит. Взрыв внезапной ярости поразил меня, как всплеск огня. Я хотела бы пойти с тобой и помочь тебе убить их!

Ошеломительная тишина. Когда я успел забыть девочку, вставшую перед Тинтальей? Мысли Неттл вновь вернулись ко мне, и жесткая выдержка напомнила ее прадеда.

Риддл выяснит, что тебе нужно для дороги. Я сама попрошу его. И подготовлю Дьютифула, чтобы он принял твое решение.

И с этим она оставила меня, отплывая, как аромат погашенной свечи в холодной комнате. Я подтянул ноги и медленно встал. Я держал книгу так осторожно как никогда не держал ее хозяйку. Подумав немного, я наклонился и вслепую выбрал несколько свечей. Погасив слабые огарки, я принюхался к одной из них. Жимолость. Давно ушедший летний день. Молли собирает бело-розовые цветы, такая же занятая, как и ее пчелы, собирающие пыльцу, которой потом будет пахнуть воск.

Хватит воспоминаний.

Я вернулся в свое логово. Подкинул еще дров в огонь. Мне не хотелось засыпать в этой предрассветной тьме. Я зажег свежие свечи и взял в руки сумку, где лежали мои сокровища, вещи, с которыми я не расставался. Я добавил в нее свечи Молли и дневник Би. Когда я положил ее маленький журнал рядом с книгой снов, то почувствовал, что прикоснулся к двум половинкам ее жизни. Днем она жила как ребенок, а ночью — как сновидец. Я не хотел называть ее Белым Пророком. Не хотел, чтобы она больше принадлежала Шуту, чем мне. Я так и не сказал ему про ее дневник снов. Я знал, что он захочет, чтобы я прочитал его, захочет обладать им так же сильно, как и я. Но это все, что осталось от моего ребенка, и я хотел сохранить это только для себя.