— Конечно, раз ты так говоришь. Но ты не передумаешь?

— Я говорю о тех, кто держал и передавал орудия моих страданий. О тех, кто загонял иглы в мою спину, чтобы оставить горящие цвета под кожей. О тех, кто тщательно срезал кожу с моего лица. И о тех, кто вырезал Скилл с моих пальцев, — он прерывисто вздохнул. — О тех, кто решил жить в наслаждении, растущем из агонии и несчастьях остального мира.

Я вздрогнул. Шута трясло. Я подошел к нему, поднял его на ноги и крепко прижал к себе. Мы оба знали прикосновения палача, а это сближает не хуже любых других испытаний.

— Ты ведь убил их, — напомнил он мне. — Тех, кто мучил тебя в подземелье Регала. Как только ты смог, ты убил их.

— Убил, — выдавил я.

Я вспомнил юношу, последнего из его отряда, умирающего от отравы. Жалел ли я его? Может быть. Но если бы я снова оказался там, я бы все равно сделал это.

Я выпрямился и повторил свое обещание.

— И когда представится случай, я сделаю то же самое и с теми, кто мучил тебя, Шут. И с теми, кто отдал тебя на пытку.

— Двалия, — с ненавистью прошептал он. — Она была там. В галерее, смотрела. Передразнивала мои крики.

— В галерее? — непонимающе переспросил я.

Он уперся ладонями в мою грудь и резко оттолкнул меня. Я не обиделся. Я понимал, что иногда прикосновения не нужны. Когда он заговорил, его звенел и казалось, что он вот-вот расплачется.

— Да, именно, в галерее. Это гораздо более сложная пыточная, чем ты можешь себе представить. Там они могут вскрыть грудную клетку привязанного ребенка, который бесполезен для них, чтобы показать, как бьется сердце и отекают легкие тем, кто хочет стать целителем. Или палачами. Многие приходят, чтобы посмотреть на пытки, кто-то — чтобы записать все сказанное, а кто-то — чтобы скоротать скучный денек. Фитц, когда ты можешь управлять происходящим, когда можешь истребить голод или сделать процветающим морской порт и его жителей, страданий, выпадающих на долю одного человека, становится все меньше. И мы, Белые, их рабы, которых можно убивать или размножать, если захочется. Да, у них есть галерея. И Двалия видела, как я сдался.

— Жаль, что я не смог убить ее тогда. За тебя и за себя.

— Мне тоже жаль. Но есть и другие. Те, кто поднял и воспитал ее. Те, кто дал ей силу и власть.

— Расскажи мне о них.

И в тот день Шут говорил, а я внимательно слушал. Чем больше говорил он, тем спокойнее становился. Он понимал, как необходимо мне то, что он знает. Он говорил о подземном источнике, снабжающем дворец водой, о четырех башнях, где отдыхали члены Совета. О рогах, звучавших тогда, когда люди пересекали дамбу и входили в укрепленный город Белого острова, и о колоколе, который звонил, чтобы предупредить о начале прилива. Об обнесенном стеной саде и о прекрасном доме, где жили Белые и полукровки, не зная иного мира.