Шаман вздохнул.

– Молод ты и горяч, а потому не заглядываешь вдаль. Невдомёк тебе, что пока на стадо точат зубы две волчьи стаи, олени могут наслаждаться покоем. Но стоит одной стае прогнать другую, как для оленей наступают тяжёлые времена.

– Не проще ли нанять собак и умелого пастуха? – буркнул Арнас.

– Где ж взять такого? – вздохнул шаман. – С пастухами нынче туго. Перевелись пастухи, некому вести зырянский народ за собой.

– Я готов им стать, – пылко заявил Арнас.

– Куда тебе, молокососу!

– Я убил трёх югорских хонтуев!

– И что с того? Разве ты подорвал этим югорскую мощь? Разве отвёл угрозу от наших земель? Как бы ты ни тужился, всё равно обречён плясать под дуду чужаков – русичей или югорцев.

– Неправда. Я вёл за собой новгородцев, пока старуха-потвора не смутила их разум.

– И ты проиграл. Теперь озлобленные русичи вернутся и будут мстить нам. Где же выгода?

– Значит, надо было сидеть сложа руки?

– Иногда полезней сбить врага со следа, чем сходиться в рукопашной. Лиса никогда не бросится на охотника, но запутает его и оставит ни с чем. Так и следует поступать.

– Так ведут себя только трусы.

– Так ведут себя люди, желающие добра своим близким. Богам было угодно сделать нас слабыми. Это – не наш выбор. Мы можем смириться с ним и выживать, надеясь на снисхождение бессмертных. Быть может, когда-нибудь боги переменят нашу судьбу, и мы сами будем наводить страх на соседей. Но пока наш долг перед детьми и внуками – сохранить то, что есть, не замахиваясь на большее. Бросать вызов божественным установлениям – значит навлекать гнев вседержителей на весь народ.

Арнас посмотрел на отца, засопел сердито и, отвернувшись, обронил:

– Посмотрим ещё, чья возьмёт.

Прошёл месяц, за ним – другой, а о новгородцах не было слышно. Сородичи Арнаса шумно встретили Вороний день, радуясь первым порывам тёплого весеннего ветра. Мужчины достали из самъяхов иттармы духов-покровителей, нарядили их в новые одежды, принесли в жертву оленя. Женщины развешали по берёзам свежеиспечённые калачи, поменяли в младенческих люльках таловую стружку. Дети носились по священной роще, карабкались на деревья и играли в горелки с собаками.

Скоро до деревни дошла весть, что новгородцы зазимовали по ту сторону Камня, не отважившись идти через горы в самый разгар стужи. Это значило, что их следовало ожидать ближе к лету, когда вода освободится от плавающих льдин.

Узнав об этом, Арнас встревожился. Пророчество отца о русской мести крепко засело в его голове, не давая покоя. Он загрустил, предчувствуя беду. Образ разъярённых русичей, громящих павыл, всюду преследовал зырянина. Понимая, что сидеть сложа руки смерти подобно, он позвал соплеменников на дело – пройти опять до Камня и порубить славянские струги. Но соседи лишь смеялись в ответ.