Как будто я знаю, где покои моих прислужниц!

Я бросила на нее выразительный взгляд, и Аланна, кажется, наконец вспомнила, что я – это я.

– Иди прямо, как будто возвращаешься во двор. Но перед самой дверью сверни в коридор, отходящий налево. Так ты и попадешь в покои прислужниц. – Аланна помолчала. – Вблизи ты почувствуешь запах…

Услышав ее слова, Каролан прищурился. Мы все ускорили шаг.

Я послушно следовала ее указаниям. Повернула налево у самой двери, за которой, как я помнила, находился главный двор. Мы прошли по длинному мраморному коридору, расписанному с одной стороны цветными фресками. С другой стороны располагались большие окна, выходящие во двор. Я успела заметить, что на фресках были изображены красивые девы, которые весело резвились на цветущих лугах, а я (точнее, Рианнон) верхом на Эпи (разумеется, с обнаженной грудью – я, а не Эпи) благосклонно взирала на их проказы. На ходу я выглянула в окно со скошенными углами и увидела картину, радующую глаз: женщины усердно трудились. Мерейд оказалась превосходным организатором; она переходила от одной группы к другой и, безусловно, пребывала на седьмом небе от счастья, что ее таланты нашли наконец применение. Мы завернули за угол…

И в нос мне сразу ударил запах. Сначала он показался почти сладким, как будто потянуло жженым сахаром. Но вскоре я едва не задыхалась от едкой вони. Я приложила руку ко рту и, остановившись, посмотрела на Аланну. Она указала на неохраняемую дверь, которая находилась к нам ближе всего, и молча кивнула.

– Я войду первым. – Каролан обогнал меня. – А вам, возможно, лучше подождать здесь.

– Нет! – Я оторвала руку ото рта и состроила деловитую мину: – Я иду с тобой. Они, как-никак, мои прислужницы!

– Я уже там побывала; для меня там не будет ничего удивительного, – с грустью произнесла Аланна.

Каролан кивнул и распахнул дверь.

Представшая перед нами сцена как будто вышла из какого-то идиотского фильма ужасов. Если бы не запах, который доказывал, что все происходит на самом деле, я бы подумала, что мне снится первый по-настоящему страшный сон в жизни. Передо мной открылся огромный зал; очевидно, когда-то он был очень красивым. Высокий потолок был искусно расписан кремовыми коронами. Нежный персиковый оттенок стен и прозрачных штор, которые закрывали окна от пола до потолка и пышными волнами ниспадали на пол, видимо, призван был пробуждать мысли о гармонии и уюте, но теперь казался каким-то нездоровым и бесцветным. На полу валялись тюфяки, накрытые грязными простынями и одеялами. На всех тюфяках лежали больные. Несколько женщин ухаживали за заболевшими; они сновали между тюфяками с кувшинами воды и мокрыми полотенцами, ненадолго склоняясь над больными, давая им питье или вытирая красные лица.