Лицо солдата находилось в нескольких футах от Ферро. Она видела каждую крохотную каплю пота на его лбу, каждый волосок щетины на его щеках, каждый дефект, трещинку и пору на его коже. Она почти чувствовала его запах.
Настоящая жажда — это когда человек готов пить мочу, соленую воду или масло, не думая о последствиях, настолько велика его потребность в жидкости. Ферро видела это в Бесплодных землях. Сейчас она именно так жаждала убить охранника. Она бы растерзала солдата на части голыми руками, изорвала зубами его лицо. Желание было таким сильным, что Ферро почти не могла ему сопротивляться.
— Спокойно! — прошипел Юлвей.
— У меня нет денег, — услышала Ферро собственный голос.
— Ты мог сказать сразу, парень, и избавить меня от хлопот! — Солдат снова напялил свой шлем. — Впрочем, ты не виноват, что засмотрелся на нее. Девочка действительно хороша.
Нагнувшись, он ухватил рабыню и потащил обратно к остальным.
— В Шаффе за нее дадут двадцать! — прокричал он через плечо.
Колонна тронулась. Ферро не сводила глаз с девочки, пока рабы не исчезли за гребнем холма — спотыкающиеся, хромающие, ковыляющие в неволю.
Теперь она почувствовала холод. Холод и пустоту. Она жалела, что не застрелила охранника, какую бы цену ни пришлось за это заплатить. Убийства помогали ей заполнить пустоту внутри, хотя бы на время. Именно так они действовало на нее.
— Я однажды шла в такой же колонне, — медленно проговорила Ферро.
Юлвей глубоко вздохнул:
— Знаю, знаю. Однако судьба выбрала и спасла тебя. Поблагодари ее, если умеешь.
— Ты должен был позволить мне убить его.
— Ох… — Старик неодобрительно щелкнул языком. — Кажется, ты готова убить весь мир! Есть в тебе хоть что-то, кроме жажды смерти, Ферро?
— Когда-то было, — пробормотала она. — Но они выбивают это кнутом. Хлещут тебя, пока не убедятся, что ничего не осталось.
Юлвей остановился и опять поглядел на нее с жалостью. Странно, но Ферро больше не сердилась на него.
— Мне жаль, Ферро. И тебя, и их. — Юлвей снова шагнул на дорогу, качая головой. — Но это лучше, чем смерть.
Мгновение она стояла и смотрела на пыль, что поднималась за шагающей вперед колонной рабов.
— Это то же самое, — прошептала она.