— Ты потомок демонов, — уголок рта изогнулся в понимающей усмешке. — Все это было давно — в старые времена, а то и раньше, но все равно — ты не совсем человек. Ты — пережиток. Последняя слабеющая нить крови с другой стороны.

Ферро уже распахнула рот для проклятия, но Байяз остановил ее.

— Бесполезно спорить, Ферро. Я не взял бы тебя с собой, будь у меня хоть малейшие сомнения. И тебе нет смысла с этим спорить. Тебе бы радоваться. Это редкий дар. Ты можешь дотронуться до Семени. Может быть, ты единственная на весь Земной круг. Только ты можешь коснуться его и только ты можешь взять его на войну. — Байяз наклонился ближе и зашептал: — Но только я могу его зажечь. Так жарко, чтобы весь Гуркхул превратить в пустыню. Так жарко, чтобы лишь горький пепел остался от Кхалюля и всех его слуг. Так жарко, чтобы даже ты согласилась, что месть твоя полна. А теперь идешь? — И Байяз, щелкнув языком, снова направил лошадь на мост.

Ферро, хмурясь в спину старому розовому, направила свою лошадь следом, кусая губу. Она почувствовала вкус крови. Кровь есть — боли нет. Очень не хотелось верить ни единому слову мага, но что спорить: она не такая, как все. Ферро вспомнила, как однажды укусила Аруфа, и тот сказал, что у нее, наверное, мать — змея. А почему бы не демон? Ферро хмуро смотрела сквозь прорези в металле на беснующуюся далеко внизу воду и думала о мести.

— Не так уж важно, чья у тебя кровь. — Девятипалый ехал рядом. Держался на лошади все так же плохо, смотрел в сторону и мягко говорил: — Мне отец часто повторял: «Мужчина сам выбирает». Уверен, что к женщинам это тоже относится.

Ферро не ответила. Она натянула поводья, отставая от остальных. Женщина, демон, змея — какая разница. Ее заботит только одно — как наказать гурков. Ее ненависть — сильная, глубокая, теплая и знакомая — ее старая подруга.

Больше она не может доверять никому.

Все, кроме Ферро, были уже на мосту. Она обернулась, чтобы окинуть взглядом их путь по разрушенному городу и развалины, наполовину скрытые на дальнем берегу саваном мелкого дождя.

— С-с-с! — Ферро дернула поводья, вглядываясь; глаза рыскали по сотням пустых окон, по сотням дверных проемов, по сотням трещин, провалов и дыр в потрескавшихся стенах.

— Что там? — спросил беспокойно Девятипалый.

— Что-то. — Но сейчас она не видела ничего. Вдоль крошащейся насыпи припали к земле бесконечные ряды пустых и безжизненных домов.

— Тут не осталось ничего живого, — сказал Байяз. — Скоро ночь, и я только и мечтаю о крыше, которая защитила бы мои старые кости. Тебе померещилось.