Ищейка видел, что лицо Логена исказилось, когда он услышал свое прозвище. Девятипалый отступил, прижимая одну руку к телу, а другой крепко стиснув рукоять меча. Затем повернулся и, прихрамывая, пошел по блестящему коридору.

— Болит, — произнес Молчун, когда Ищейка присел рядом с ним.

— Где?

Молчун улыбнулся окровавленными губами.

— Везде.

— Что ж…

Ищейка задрал его рубаху. Одна сторона груди Молчуна была вдавлена, огромный сине-черный синяк расплывался по ней, как смоляное пятно. Трудно было поверить, что человек с такой раной способен дышать.

— Ну… — пробормотал он, не зная, с чего начать.

— Думаю… со мной покончено.

— От этого? — Ищейка попытался усмехнуться, но получилось плохо. — Просто царапина.

— Царапина?

Молчун попробовал поднять голову, сморщился и упал на спину, учащенно дыша. Он уставился вверх, широко раскрыв глаза.

— Чертовски нарядный потолок.

Ищейка нервно кивнул.

— Ага. Согласен.

— Я должен был уйти в грязь, сражаясь с Девятипалым… давно еще. Все, что было потом — подарок. Но я рад этому, Ищейка. Я всегда любил… поболтать с тобой.

Он закрыл глаза, и его дыхание остановилось. Он никогда не говорил много, Хардинг Молчун. Он этим славился. Теперь он замолчал навсегда. За что он умер? Сражался вдали от дома, без цели, без смысла, без всякой пользы. Зазря. Но Ищейка видел много таких, кто вернулся в грязь, и никогда ничего хорошего в этом не было. Он глубоко вздохнул и уставился в пол.

Единственная лампа отбрасывала пляшущие тени на ветхий коридор, они скользили по грубому камню и отваливающейся штукатурке. Этот свет превращал наемников в зловещие неясные фигуры, а лица Коски и Арди делал похожими на маски. Темнота густела под тяжелой каменной кладкой арочного проема и клубилась вокруг двери — очень старой, облезлой и сучковатой, усеянной черными железными заклепками.

— Вспомнили что-то забавное, наставник?