– А должны были – тебе, – прошептал. – Тебе.

Счеты других людей

Счеты других людей

– Вот оно, – сказал один мальчишка, с язвой на щеке. – Заведение Саджама.

Вела в него заляпанная дверь в заляпанной стене, заклеенной рваными старыми объявлениями, клеймившими Лигу Восьми как сборище злодеев, захватчиков и обыкновенных бандитов. С каждого смотрели два карикатурных лица – жирного герцога Сальера и презрительно усмехающегося герцога Рогонта. Возле двери стояла парочка бандитов настоящих, выглядевших не менее карикатурно. Один – темнокожий, другой – с разукрашенной татуировками рукой. Улицу оба озирали одинаково угрюмыми взглядами.

– Спасибо, дети. Нате, поешьте.

Шенкт вложил в каждую из грязных рук, протянутых к нему, по скелу. Двенадцать пар глаз на чумазых лицах широко распахнулись при виде этакого богатства. Которое мало что изменило бы в их жизни даже на ближайшие несколько дней, не говоря уж о нескольких годах, он прекрасно понимал это. Малолетние попрошайки, воры, потаскушки, уже привыкшие не заглядывать дальше завтрашнего дня. Однако Шенкт сам успел содеять немало зла и потому старался при каждой возможности быть добрым. Понимал и то, что ничего не изменит этим. Но вдруг монетка перевесит на весах чьей-то жизни, вытянет кого-то из роковой трясины, и человек будет спасен. Ведь спасти хотя бы одного – уже благо.

Переходя улицу, он тихонько напевал себе под нос, а два охранника у дверей подозрительно следили за ним.

– Я хочу поговорить с Саджамом.

– Оружие есть?

– Конечно.

Темнокожий уставился ему в глаза.

– Мой острый ум готов разить каждое мгновенье.

Никто из охранников не улыбнулся, но Шенкт этого и не ждал. И не стремился, признаться, вызвать улыбку.

– Что хочешь сказать Саджаму?

– Ты – Саджам? Такова будет моя первая фраза.

– Смеешься над нами, малявка? – Охранник взялся за рукоять булавы на поясе, считая себя, конечно, очень грозным.

– Как можно? Я хочу поразвлечься, и деньги у меня на это есть, только и всего.

– Что ж, может, ты и в правильное место пришел. Иди за мной.

Он провел Шенкта через душную, сумрачную комнату, полную дыма и теней, которую освещали лишь фонарики из цветного стекла – голубые, зеленые, оранжевые, красные. Всюду валялись расслабленно курильщики хаски с пустыми бледными лицами. Некоторые бессмысленно улыбались. Шенкт поймал себя на том, что снова начал напевать, и умолк.